Максима Богданкевича с позывным «Таймень» почти каждый красноярец знает в лицо. С начала спецоперации баннеры с его портретом были в каждом районе города. Сегодня он лицо Сибирской дивизии. Недавно прибыл с передовой и ещё не успел привыкнуть к своей популярности у земляков. Когда узнают, стесняется, но на контакт идёт со всеми, будь то взрослый или школьник.
Как там, за линией?
Кристина Смурова, krsk.aif.ru: Максим Юрьевич, пока ехала на интервью, увидела в автобусе ваше фото на плакате. Часто люди узнают?
Максим Богданкевич: Бывает! Но всё равно непривычно. Недавно ехал в троллейбусе и тоже заметил в самом центре салона свой портрет. Решил, сяду на заднее сиденье и буду смотреть в телефон, чтобы не привлекать внимания. А тут группа школьников. Вижу: то на плакат посмотрят, то на меня. Ну всё, узнали! Один, что посмелее, подошёл и спрашивает: «Можно руку вам пожать и селфи сделать?» Конечно, согласился. А потом и весь класс пришёл фотографироваться!
– Это же здорово, что у мальчишек есть такой пример для подражания. Наверное, самый частый вопрос от земляков: ну как там, за линией?
– За линией страшно. Когда обстрел, не успеваешь испугаться: страх к ошибкам приводит, а на кону жизнь. Но вот после боя приходит осознание, что мог погибнуть. Мне обстрелы до сих пор снятся, просыпаешься, думаешь: слава Богу, дома. А там не до шуток было.
Помню, в Херсонской области противник в контрнаступление пошёл и в кольцо нас взял. Трое суток под обстрелом врага удерживали. А тут ещё генератор, который заряжает радиостанции, батареи, сел. С товарищем три километра под вой и разрывы снарядов шли. Задачу выполнили. (За проявленную храбрость командир вручил бойцу Георгиевский крест 4-й степени. Медаль «За мужество и доблесть» вручили красноярцу крымчане. – Прим. автора.) Когда отходили, лоб в лоб встретились с танком противника. Нас в БТР десять человек, две гранаты и один автомат. Всё, думаем, пропали. Они по нам огонь открыли, но чудом удалось сманеврировать и уйти в лесополосу.
– После пережитого однополчане как родные уже, наверное?
– Да, проверенные в бою ребята – уже твои братья. За каждого переживаешь больше, чем за себя. И всегда подставляешь плечо. В мирной жизни это не проявляется с такой силой. А там всё по-другому. Со многими до сих пор на связи. Некоторые из них и сейчас там, за линией.
Дерево закрыло от пуль
– А вы вернулись после ранения?
– Бог уберёг от этого, но были две сильные контузии. Год ушёл на восстановление, за это время почти все госпитали объездил – Краснодар, Симферополь, Судак, Новосибирск, Санкт-Петербург и Красноярск. Меня ведь от ранения чудо спасло, а точнее, дерево. В лесополосе тогда были, ужинали спокойно, ничто беды не предвещало. Пошёл к умывальнику, который на дереве закреплён был, посуду вымыть, и слышу свист. Понимаю, что до окопа добежать не успею. Упал на землю, и тут снаряд разорвался. Если бы не дерево, все осколки бы в меня прилетели. В голове шум, туман, как будто чем-то тяжёлым приложили. Вторую контузию похожим образом получил, правда, тогда успел до ямы добежать.
Будем стоять до конца
– Каждый боец старается взять позывной, связанный с личными качествами либо с местом проживания. Почему «Таймень»?
– В 2022 году, когда прибыл на службу, взял позывной «Енисей». Я коренной красноярец, здесь родился, вырос, учился. До конца контракта дослужил с ним, а когда во второй раз пошёл, оказалось, что боец из Красноярска с таким позывным погиб. По правилам, нельзя брать такой же, пришлось новый придумывать. Решил: буду «Таймень» – рыба такая есть, она в сибирских водоёмах водится.
– Каждому дорого место, где он родился. С местным населением общались? Как принимали на своей земле?
– По бокам с тыла у нас четыре посёлка было, в каждом по 3–4 семьи проживали. Многие бежали, когда возможность была, а они остались. Всё понять не мог почему. Когда проезжали мимо, они на улицу выбегали с молоком, яйцами, маслом. Угощали нас…
Смотрю, семья молодая, трое ребятишек, младшему лет семь. Спросил: «Почему не бежите?» А они отвечают: «Мы до конца стоять будем вместе с вами». Старшее поколение и вовсе убеждено: где родились, там и умирать. А потом контрнаступление было, нас противник вытеснил и начал обстрел по мирным жителям… Они все погибли.
– Страшно пережить такое. Были люди – и нет. Представляете, в каком страхе живут ваши родные, пока вы там?
– Поэтому и не говорил до последнего, что ухожу. Только уже когда контракт подписал, сообщил родителям. Мать не поверила, думала, шучу. Потом в слёзы, затем приняла. Старался звонить, как только возможность появлялась, а это удавалось нечасто. Нас ведь запеленговать могли. Помню, на подкрепление к нам спецназ прибыл. Парни все бравые, решили что-то вроде ретрансляции установить, чтобы Wi-Fi был. Мы говорим: «Не надо, вы ведь и нас, и себя обнаружите». В итоге нам и прилетело снарядом, в тот раз я первую контузию получил. Осколком сбило их установку, больше Wi-Fi там не было. А когда нас в кольцо взяли, на трое суток и связь пропала, родные оборвали все телефоны.
– Была возможность хоть иногда расслабиться и выдохнуть?
– Нет, только во сне. Организм сильно изматывается, постоянное напряжение. Бывает, на 2–3 часа провалишься в сон, а потом сквозь дрёму прислушиваешься к каждому шороху. Всегда начеку. Да и со сном у всех по-разному. Когда только прибыл на службу, у нас большое отделение было, человек четырнадцать, успевали по десять часов спать. А когда связистом стал, там уже не до сна: два часа дежуришь, четыре отдыхаешь. Выдохнуть все сможем, когда СВО закончится. Дома отоспимся!
– Ни разу не было мысли, что зря пошёл? Что там всё страшнее, чем рассказывают?
– Никогда. У меня прадеды и по отцовской, и по материнской линии с достоинством прошли войну. Один до майора дослужился, второй ногу в Финской войне потерял. Они смогли, чем же я хуже? Не пойти просто не мог. Убеждён: дети, внуки, правнуки должны гордиться своим родом и продолжать его воинские традиции.
А ведь меня изначально брать не хотели. В своё время за три месяца до срочной службы получил серьёзную травму ноги. В итоге медкомиссия поставила категорию «не годен». Когда в 2014 году начались обстрелы Донецка и Луганска, хотел пойти добровольцем – опять не взяли: боевого опыта не было. Потом в 2020 году в Сирию собрался – снова получил отказ. В итоге в 2022 году сам поехал в Крым, в Симферополе прошёл комиссию и наконец-то попал. Знаете, всегда хочется увидеть всё своими глазами. Пока не прочувствуешь, не поймёшь. Ребята, кто чеченскую кампанию прошёл, вспоминали, что тогда обстрелы были. А здесь и авиация, и артиллерия, и дроны. Как компьютерная игра, только ожившая. Попал в неё, а как выбраться – не знаешь.