Выдающийся мастер, замечательный классик, мудрый острослов, русский писатель школы Гоголя и Салтыкова-Щедрина, преемник Чехова и Зощенко, удивительный насмешник и добрый человек. Так говорили о нём столичные друзья писатели. Как ни парадоксально, но в Москве и за рубежом успенского знали лучше, чем в Красноярске.
Он жил в глубинке в обычной квартире. А умер тихо, во сне, как настоящий праведник.
«Буду жить здесь»
Они прожили вместе 30 лет. До этого он семь лет ходил за своей Нелличкой и объяснялся ей в любви. За это время успел жениться и подрастить дочку. А однажды пришёл и сказал: «Если ты меня не возьмёшь, повешусь». Она тогда довольно спокойно к этому отнеслась. К ней приходило много друзей, которым было плохо. Они ночевали на половичке и утром благополучно возвращались в свои семьи. Думала, что и Успенский так же. А он через три дня вернулся: «Я пришёл, буду здесь жить».
Устроился в приложение к краевой газете «На сельских стройках». Но в командировки ездил неохотно, сельское хозяйство ему тоже было скучно. «Я живу в придуманном мире. Там нет ни крестьян, ни пролетариев». До настоящего признания тогда было ещё далеко, отсюда и депрессия. Она его вытащила, а точнее, по словам самой Нелли, её совершенно идиотский оптимизм и его желание быть рядышком.
- Моя мама была в ужасе, - рассказывает Нелли РАТКЕВИЧ. - У нас совершенно непьющая семья, коньяк годами мог стоять. А тут настоящие запои. Не могу сказать, что я так сразу и влюбилась. Жалко стало. Получила хорошую подготовку. Могла отличить дурную литературу от хорошей. Видела, что Успенский - настоящая литература. Это, конечно, привлекало.
Но для меня не было потрясением то, какой он писатель. Совершеннейшим открытием стало то, какой он человек! Я никогда не думала, что он настолько умный, даже не догадывалась, что эта голова вмещает в себя всю большую советскую энциклопедию в 30 томах. У него была великолепная память. Он был очень эрудированным и по-человечески мудрым. Года два я на него смотрела с тупым изумлением, потом со смешанным чувством, а после с восторгом. Это большое наслаждение - жить с умным человеком. Поженились мы не сразу, ему нужно было сначала развестись. Денег еле-еле хватило на регистрацию в загсе. Моя подруга купила бутылку шампанского и какой-то еды на стол. Так и отпраздновали.
Обаяние интеллекта
Успенского обожала бабушка. Именно она сказала ему с Нелли, что у них всё получится. Именно благодаря ей Успенский ещё до всех университетов великолепно знал русскую поэзию.
- За все наши годы мы ни разу не поссорились, - продолжает Неля. - Если одного заносило, второй начинал над ним подхихикивать. Чувство юмора и спасло. Он никогда не делал трагедии из пересоленного супа, никогда меня ни в чем не ограничивал. Я не любила готовить, первые пару лет кормила его - «мама дорогая». Успенского это совершенно не обескураживало. Я же понимала, что любое насилие над ним плохо кончится, и, как могла, отгородила его от быта. Гвозди забивала сама, ремонт делала, когда он уезжал.
Русский сказочник
Последним и самым сильным разочарованием для него стала война на Украине и ситуация с Крымом, который он любил. Переживал за коллегу, писателя-фантаста Андрея Лазарчука, который встал на сторону Донбасса. До последнего дружил с Аркадием Аркановым, Андреем Измайловым и Дмитрием Быковым. Очень тепло к семье Успенского относился Стругацкий. Четырежды сибиряк получал личную премию Бориса Натановича Стругацкого. Хотя на самом деле его литература к фантастике не имеет никакого отношения. Он не занимался фэнтези в чистом виде. Но был единственным представителем такого жанра, как русская литературная сказка.
Единственное наследие Успенского - его книги. Никаких архивов, неопубликованных записей, черновиков не осталось. Он писал сразу и начисто. Сначала долго вынашивал текст в голове. Ходил, варил гречку, пил чай, смотрел телевизор. Потом садился и сразу набело записывал уже готовый текст.
Ушёл по-царски
В последние годы Михаил Глебович неважно себя чувствовал, но при одном упоминании о врачах менялся в лице и избегал докторов, как только мог.
- Он очень легко относился к теме смерти, - говорит Нелли. - Наверное, знал то, чего я не знала. Я ведь старше его на два года и однажды говорю: «Будешь меня хоронить - никаких попов». Мы оба были неверующими. Он ответил: «Надеюсь, хоронить меня будешь ты». И добавил: «Только не носи чёрное». Я ему в шутку: «А можно, буду тебя хоронить в оранжевом платье?» «Можно». А саму тут же передёрнуло - ну и шутки у нас дурацкие.
Накануне 13 декабря был обычный вечер. Мы немного посидели: «Иди, моя хорошая, спи, я ещё побуду». Утром я просыпаюсь, кричу: «А что это мне чайник никто не вскипятил?» Потом смотрю, он как-то странно сидит в кресле. Подхожу, поначалу думала, сердце прихватило, вызвала скорую. Приехали быстро. Какой-то аппарат ему поставили, а там ровная полоса идёт… Кричу: «Он у вас испорченный!» А они так спокойно: «Уже часа четыре как умер. Тебя просто пожалел и ушёл по-царски. Любил, наверное, очень».
Год прошёл, а мне всё кажется, что он задержался на конвенте фантастов и вот-вот прилетит. И собака наша Лялька его до сих пор ждёт, к двери бегает.
* * *
В библиотеке Успенского было собрано около ста книг по фольклору. Многие из них очень редкие. После смерти писателя их выкупила Красноярская краевая библиотека. И теперь они доступны всем жителям Красноярского края.
«Он был очень большим писателем и, вероятно, самым русским человеком, которого я знал: редкостно умным, гениально одарённым, сильным, при этом неуклюжим и по-детски беспомощным во всём, что было ему неинтересно, и стремительным, зорким, неоспоримо профессиональным во всём, что любил и умел.
Он писал тяжело, хотя его книги производят впечатление фонтанной, ослепительной лёгкости, почти игры: тяжело не потому, что был тугодумом или перфекционистом (они обычно зануды, не чуждые самолюбованию), а потому, что ему не так-то легко было привести себя в состояние блаженной беззаботности, когда всё делается само. Успенскому принадлежит блестящая догадка о том, что реализм - надолго задержавшаяся литературная мода, довольно уродливая, и что реванш сказки неизбежен. «В старину рыбаки, уходя в долгое плаванье, брали с собой бахаря, чтобы рассказывал сказки. Представляю, что бы они с ним сделали, если б он начал им рассказывать про их тяжкую долю да про то, как деспот пирует в роскошном дворце!»»