Город Бородино стоит между Рыбинским и Канским районами и подчиняется непосредственно краевому центру. Это город угольщиков, куда с 1981 года съезжались работать со всех уголков России. В том числе и ветераны. Люди, пережившие тяжёлые годы лихолетья, взяли в свои руки не менее сложную и ответственную работу.
Долгая дорога домой
На встречу с участниками автопробега в Бородине смогли прийти пятеро участников войны. Владимир ТРОФИМОВ был мобилизован в 1943 году. До Берлина не дошёл 50 км. «Сначала служил ездовым в артиллерии. Под Минском ранило и меня, и коня. После госпиталя попал в полк связи, который был прорывным. Пройдём несколько километров, немец закрепиться не может, нас на другой участок кидают, опять его выбиваем. Брал Кёнигсберг, Восточную Пруссию прошёл. Домой попал только в 1948 году».
Маленькая и хрупкая Лидия СЕМЕНЧЕНКО, кажется, улыбается всегда - своеобразные морщинки на лице выдают светлую привычку. И это несмотря на то что на её долю выпали страшные испытания. Девчонкой её угнали в Германию. Провела в лагерях полтора года. После, как и многие, вернулась на пепелище.
Александр КУЗНЕЦОВ в армию попал уже в конце войны. На фронте ему не довелось побывать. Учился на лётчика и прослужил ещё до 1954 года в авиации.
Трижды под расстрел
Рассказ Нины ФИЛАТОВОЙ леденит душу от ужасающих подробностей. Она была юной партизанкой. А в деревне сильно лютовали полицаи. Всех, кто был замечен в связи с подпольем, ставили под расстрел.
«В районе была гора, она сочилась - так кровью была пропитана, и из речки даже воды нельзя было попить - она была красная». Но что-то Нину спасло, её угнали в Германию. «Трижды меня ставили под расстрел. Бежала вместе с двоюродным братом (его из автомата сразу положили) и сестрой. А куда бежать? Мы же все были увешаны ост-номерами - на груди, руках, спине. Одёжка холщовая, на ногах калоши из дерева. Я смогла спрятаться в каком-то сарае. Там были французские солдаты (по зелёной форме и кокардам поняла, что не немцы), они меня чем-то закидали, спрятали. Сколько там можно было таиться? Пришлось выходить. Думала, расстрел. Но меня избили шомполами.
12 дней не могла подняться. Потом вновь на работу выгнали… На комиссии обнаружили, что у меня какая-то болезнь. Мне грозил Бухенвальд - туда на уничтожение увозили. Но привезли почему-то к врачу. Он: «Руссиш комм», - завёл в палату и начал… говорить по-русски. Я расплакалась. Оказалась, что он ещё в Гражданскую войну попал в Германию. А на родине у него два сына, и здесь уже есть дети. Он дал мне булку с маслом и приказал, чтобы меня три дня не трогали. Потом я сильно обожглась. Меня, как калеку, повели к стенке. И тут, верить-нет, какой-то голос сверху услышала. Опять не расстреляли… Такие муки я приняла».
После освобождения Нина ещё в армии работала. Военнообязанной быть не могла, так как находилась в плену у врага, но жизнью рисковать приходилось: возила продукты на передовую по заминированным полям - фронт надо было кормить. «Война закончилась, отгуляли Победу, и все стали проситься домой. И высмотрел меня один солдатик. Командир потом говорил, что первую пару домой отправляет. Моего мужа Ивана Филатова назначили начальником эшелона (ох и трудно ему пришлось, пили ж все страшно). И с ноября до февраля в товарняке мы ехали в Сибирь. Помню, как последние пайки все собрали солдатам-чукчам - им дальше на север добираться. У Ивана 4 ранения было. Пули из позвоночника при мне уходили. Умер он в 1968 году… Я сейчас фильмы про войну не могу смотреть. Плачу».
Я домой не мог не вернуться 
Хакасские ветераны, которые боролись с бандеровским подпольем 
«Будем жить» 
Ветеран Афганистана детям про войну не рассказывал 
Семейные истории. Зная судьбы своих предков, мы становимся сильнее