«Сила России - за Уралом». Эксклюзивное интервью Андрея Кончаловского

Андрей Кончаловский впервые посетил Красноярск. Хотя с сибирской столицей его связывают незримые, но ощутимые родственные нити. Здесь находится дом, в котором родился и жил прадед режиссёра, великий художник Василий Суриков. Побывав в родовом гнезде – музее-усадьбе Суриковых, отведав чая на исторической кухне, Андрей Сергеевич пообещал написать сценарий для фильма о детских годах своего прадеда. «Если мы не напишем, никто не напишет».

В Красноярске также чтят память об отце Кончаловского, писателе Сергее Михалкове – его имя носит детская библиотека, в которой бывал сам писатель. Город не раз посещал и родной брат Андрея Сергеевича – Никита Михалков. В отличие от Кончаловского, он регулярно бывает в родовой усадьбе, в которой находится музей. Михалков даже ночевал здесь во время съёмок «Сибирского цирюльника».

Чехов за спиной

Елена Бухтоярова, krsk.aif.ru: Андрей Сергеевич, восемь лет вы работали над трилогией по пьесам Чехова. Столько лет отдано классику… Два из трёх спектаклей вы впервые привезли в Красноярск. Думаю, вам не раз задавали вопрос: почему всё-таки Чехов?

Андрей Кончаловский: Это если бы дирижёра спрашивали: почему вы решили дирижировать симфонией Чайковского? Что тут сказать? Хорошая музыка. Или просто захотелось. Больше ничего. Разъяснять разумно, почему, я бы не хотел. Всем должно быть понятно, что Чехов – это, во-первых, великая драматургия. И сложная. Я много раз уходил со спектаклей Чехова, которые ставили другие. Это было очень скучно. Часто зритель думает: «Ой, Чехов – это значит, будет тягомотина, люди будут тоскливо произносить какие-то умные фразы». Но на самом деле всё несколько по-другому, мне кажется. Когда я ставлю Чехова, то всегда оглядываюсь назад, в тёмный зал. Там, за мной, сидит Антон Павлович. Я вижу его пенсне и смотрю: если он кивает – значит, всё хорошо. Поэтому стараюсь ставить пьесы Чехова так, чтобы ему было понятно либо чтобы он сказал: «О, Андрей, неплохо! Это интересно! Я так не думал!»

Андрей Кончаловский впервые посетил усадьбу предка Сурикова в Красноярске Подробнее

– Когда вы приезжаете из столицы в регионы, чувствуете разницу в театральной культуре?

– Любой уровень культуры – это зритель. А зритель в России чрезвычайно благодарный. И театр русский жив и расцветает, потому что русский зритель к нему относится с большим уважением, я бы даже сказал, с благоговением. И русский театр жив этой традицией. К сожалению, Европа, которая родила театр, страдает тем, что зритель туда перестает ходить. А если нет зрителя, нет театра. Поэтому, думаю, что во многом регионы и есть самое главное в России. Мы великая страна, и, если говорить о силе России, всё то, что за Уралом, – это и есть сила. Она там. И Красноярск, куда мы приехали, и Новосибирск, куда поедем, и Иркутск, и Владивосток, и Хабаровск – это источник силы. И страны, и театра.

Любовь не морковь

– Люди всё время пытаются найти определение любви. Режиссёры в своих постановках тоже по-своему ищут ответ на этот вопрос, исследуют силу любви. У вас есть чёткое определение?  

– (Смеётся). Знаете, в своё время Ольга Книппер-Чехова, супруга Антона Павловича, задала ему вопрос: что такое жизнь? А он ей ответил: «Ты спрашиваешь, что такое жизнь? Это всё равно что спросить: что такое морковка? Морковка есть морковка, и больше ничего неизвестно». А я могу ответить: «Любовь – это любовь».

– Андрей Сергеевич, вы когда-то написали, что «настоящий режиссёр тот, который не кино снимает, а понимает людей. Во всяком случае, пытается их понять, потому что понять людей, конечно, невозможно». Что на сегодня вы поняли о людях? Как с любовью? Люди – это люди?

– (Смеётся). Что я понял?! Вы знаете, я понял, что каждый имеет право ошибаться и быть нехорошим. Понимаете, нехорошим! Потому что для того, чтобы быть хорошим, нужно усилие, больше усилий, чем для того, чтобы быть нехорошим.

– А хорошим для кого – для себя или для других?

– Если для других, то значит, и для себя. Но, к сожалению, мы все так устроены, что человеку свойственно как можно меньше дать и как можно больше взять. Это правило, к сожалению, будет всегда существовать. Поэтому и существует государство. В своё время великий историк Ключевский сказал, что государство существует не для того, чтобы был рай, а для того, чтобы не было ада. Думайте сами.

Юлия Высоцкая высоко оценила красноярские рестораны и кофейни Подробнее

Просится на сцену

– Если говорить о темах современных постановок, есть ли то, что именно сегодня, сейчас просится на сцену?

– На сцену просится три вещи: любовь, слёзы и ужас. И смех. Когда люди плачут, пугаются или смеются. Если это происходит, значит, это современно. И неважно, Чехов это, Шекспир или Пелевин. Это не имеет значения. Современность – то, что волнует.

Сегодня самое сложное – чтобы вы пришли в театр и плакали, смеялись или были в ужасе. Не от того безобразия, которое на сцене, а от чувств. Поэтому современность – это всегда волнующе. Это может быть современная тема, это может быть специальная военная операция, а может быть «Алёнушка и братец Иванушка» или «Волк и семеро козлят». Смех, сострадание и ужас есть те три струны, на коих мы, художники, играем. Это Александр Сергеевич Пушкин сказал.

– В своё время университет Арканзаса провёл исследование о том, как живые представления могут влиять на учеников школ. Направлено это было на то, чтобы театр вошёл в их практику, стал необходимостью. Было отмечено, что из-за чрезмерного упора на точные науки дети теряют много важных вещей, которые во взрослом возрасте приобрести будет сложнее. Исследования доказали, что спектакли вырабатывают способность понимать и сочувствовать.

– Я об этом и говорю. Реальное, нереальное, сказки ли – когда человек приходит в театр или кино, он тратит время. Мы жертвуем временем. Мало того, что мы его тратим, мы ещё за это должны заплатить. Вот приходит в зал тысяча человек, и художники и сцена крадут две тысячи часов человеческих жизней. Значит, мы должны что-то дать за эту жертву. А что мы должны дать? Чувства. Если зритель испытывает чувства – он уходит благодарный. А если он скучает, ковыряет в носу или делает вид, что он очень умный, понял, говорит, мол, да, это здорово, и всё – то это не искусство. Искусство волнует.

Лев Николаевич Толстой сказал, что искусство есть заражение чувствами. Поэтому, если мы чувств не испытываем, это не театр. Это могут быть какие-то попытки, но я это называю, извините за выражение, интеллектуальным онанизмом. Это уже не искусство. Хотя может быть творчество.

В ноябре в Красноярске для молодых актёров пройдёт театральная битва Подробнее

Чтобы помнили

– Андрей Сергеевич, в поздравлении родному брату, режиссёру Никите Михалкову, вы признались, что благодаря ему стали гораздо больше любить Россию. И благодарите его за его любовь к Родине. С 2019-го что-то изменилось?

– Каждый день что-то меняется. Знаете, жизнь какая в моём возрасте? Я в третьем акте своей жизни нахожусь.

– Но все отмечают вашу молодость. В Петербурге в вашем фильме снимались наши земляки. Отметили, что вы энергичный, резвый не по годам, простите за фамильярность.

– (Смеётся). Это я делаю вид. Всё меняется. Умные люди меняются. Только дураки не меняются. Конечно, я благодарен брату, как и всем остальным людям. По-моему, Лев Николаевич ответил на вопрос, кто для вас самый важный собеседник, – тот, с кем я говорю сейчас.

– Могу принять на свой счёт? Благодарю. У меня в руках книга вашей матери, Натальи Кончаловской. Она подробно описала в ней становление как художника своего деда, вашего прадеда Василия Сурикова. Что бы вы хотели, чтобы обязательно было в книге о вас, если ваши внуки решат создать такой же труд?

– Господи, хоть бы помнили!