Наука в России находится на перепутье. С одной стороны, она впервые за многие годы демонстрирует рост научных публикаций. С другой – её вклад в развитие новых технологий оставляет желать лучшего. Своими мыслями о том, как себя сегодня чувствует российская наука, есть ли шанс догнать развитые страны и что для этого нужно, поделился красноярский учёный и популяризатор науки Егор Задереев.
Точки роста
Вера Ракова: Егор Сергеевич, в постперестроечные времена наука была выгнана на задворки. Сейчас созданы федеральные университеты и исследовательские центры, даже появился целый нацпроект с одноимённым названием. Можно ли говорить, что государство обратило внимание на эту сферу?
Егор Задереев: За последние 10 лет изменения есть. В частности, мы можем заметить, что российские учёные стали публиковать больше статей, произошло частичное обновление приборной базы, с прошлого года целевые деньги пошли на создание ставок молодым учёным. Например, в Красноярском научном центре было создано 8 новых молодёжных лабораторий. Но ясно, что все эти годы научный мир не стоял на месте. И самый яркий пример – Китай. В начале 90-х годов там практически ничего не было в плане науки. А за каких-то 30 лет страна вышла на 1-е место в мире по объёму научных исследований практически по всем направлениям, начиная от физики высоких энергий и заканчивая генетикой. За эти годы мы потеряли многое. Сейчас, безусловно, есть точки роста. То же Сколково, где есть хорошее оборудование, туда привлекают лучших учёных, они получают достойную зарплату. И такие точки появляются по всей стране, но до Китая нам ещё далеко.
– Вы говорите, что наши учёные стали активнее публиковать свои наработки, а есть ли практическое применение их исследований?
– С применением в нашей стране традиционная проблема. Экономика России сильно ориентирована на сырьё, потому что быструю отдачу дают сырьевые проекты. Если говорить о высокотехнологичных разработках, то на них требуется много времени, а для их реализации нужно другое мышление. Проще развивать то, что даёт быстрые деньги. Наше природное богатство – наш тормоз в науке. Хотя при острой необходимости знания наших учёных могут дать реальный результат. Пример – с коронавирусом, когда мы смогли в достаточно короткие сроки создать вакцину, причём сразу несколько. Пусть вокруг много споров, но препараты уже сейчас показывают свою эффективность, и не хуже, а может, даже лучше, чем сделанные в других странах.
Оборона и космический мониторинг
– В Красноярском крае большое научное сообщество. Регулярно появляются сообщения о новых открытиях и экспериментах. Насколько наши разработки востребованы в России и в мире?
– У нас есть несколько традиционных наработок, где мы сильны в плане близости к практике. Например, учёные Института химии и химических технологий традиционно дают хорошие результаты по переработке руд полезных ископаемых, по извлечению ценных соединений из бедных руд с применением высоких технологий.
У нас масса уникальных засекреченных разработок, связанных с развитием обороны и космоса. Есть исследования, которые находятся на стадии внедрения, но за ними будущее: такие как проекты, связанные с анализом космических снимков. Некоторые из них уже применяются. Например, для мониторинга пожаров. Другие только изучаются на эффективность. Среди них проект с аграриями, когда по данным спутника можно спрогнозировать урожайность, рассчитать оптимальное время посева и сбора урожая, маркировать территории, где какую культуру лучше высаживать. Можно ещё вспомнить перспективные высокотехнологичные работы по созданию биоразлагаемых пластиков, разработке тест-систем для диагностики заболеваний с помощью светящихся молекул.
– Какие ещё, на ваш взгляд, проблемные темы в регионе требуют совместного решения властей и науки?
– Их много, самые актуальные – качество воздуха в Красноярске, проблемы леса. Сегодня тайга для нас пока только ресурс, но это планетарно важная экосистема. В связи с изменением климата лес горит чаще и больше, на него нападают различные насекомые-вредители. Поэтому сохранение лесов требует масштабной программы. Есть отдельные попытки разных служб и научных сообществ, но их интересы порой противоречат друг другу. Лесное хозяйство с точки зрения управления в последнее время пострадало сильно, существует катастрофическая нехватка людей. Считаю, что назрела необходимость в создании федеральной целевой программы, такой как «Байкал», под условным названием «Сибирский лес», где свели бы воедино интересы всех ведомств. Наша тайга – не менее ценный и значимый ресурс, и его надо беречь, пока не начались необратимые процессы.
– Кто сегодня в регионе помогает науке? Как она финансируется? Только ли из бюджетов или есть заинтересованные предприятия?
– Регион одним из первых ещё в 90-е годы создал замечательный инструмент для поддержки – Краевой фонд науки. Я тогда был аспирантом и получал какие-то небольшие деньги, но по тем временам и это было неплохо, ведь ничего другого не было. И сейчас он работает. Сегодня там есть хорошие программы – от поддержки молодых учёных до уже состоявшихся. Фонд финансируется из краевого бюджета, также активно сотрудничает с Российским фондом фундаментальных исследований в плане паритетного финансирования. То есть на каждый вложенный регионом рубль получаем ещё один из федерации. В последние несколько лет на условиях паритета подключились и крупные краевые предприятия. У них появилась линейка научных грантов, направленных на реальный сектор экономики.
Цензура просвещения
– Сегодня наукой заниматься модно. Даже в начальной школе и в детском саду проводят научные исследования… Нужно ли готовить детей к этому так рано?
– Здесь у меня двоякая позиция. Конечно, заниматься наукой со школьной скамьи полезно, но делать это нужно под контролем тех, кто в этом что-то смыслит. Часто работы школьников – это имитация научных исследований. Я был на нескольких подобных конференциях: иногда исследования очень слабые, некоторые даже на грани лженаучности. Считаю, что такие занятия должны проходить по строгим и понятным правилам, потому что, когда с детьми начинают заниматься «как бы наукой» люди, которые не имеют к ней никакого отношения, можно привить совершенно неверное представление о природе вещей. Наука ведь не только получение новых знаний о том, как устроен мир, это ещё и определённая система критического мышления.
– В России пытаются принять поправки в закон об образовании, касающийся просветительской деятельности. Они затрагивают и вашу работу как популяризатора науки. Что об этом думаете?
– Беда этих поправок в том, что они широкие и невнятные. Впервые вводят понятие просветительской деятельности, при этом хотят не поддержать, а загнать в законодательное русло и ограничить. Любой тренинг, мастер-класс, встреча с известным человеком, даже наш с вами разговор попадает под это понятие. То есть прежде чем выступать публично, надо предоставить программу, список выступающих и содержание выступлений, чтобы их оценили на соответствие нормативам. Поправки никак не способствуют развитию науки. Естественно, это вызвало бурю негодования среди учёных, научных журналистов, популяризаторов науки. И они делают всё, чтобы не пропустить их.
– А чего не хватает, чтобы догнать в развитии Китай и другие развитые страны? Есть у нас на это ресурсы?
– Для начала нужно довести долю финансирования научных разработок до 2,5% от ВВП – сейчас около 1%. Развитые страны выделяют 3–4%. Сегодня весь бюджет Российской академии наук с её сетью институтов сопоставим с бюджетом одного крупного американского университета. По отдельным направлениям мы идём в ногу с другими развитыми странами, по каким-то даже впереди, но в целом далеко отстаём. Надо быть честными с самими собой: удовлетворены ли мы существующим положением? Если да, то ещё долго плестись в хвосте Китая, который идёт широким фронтом по всем направлениям. Если нет, надо кратно увеличивать финансирование. По-другому никак.
Научный потенциал Сибири. Регион вошёл в масштабный проект МГУ 
Сотрясение земли. Есть ли повод для паники? 
Как быстрее поумнеть? 
Как вырастить пшеницу в космосе?