Время и место юмору есть всегда, считает пародист, артист российской эстрады Игорь Маменко. Смех выручает в нестандартной ситуации, помогает выжить в нелёгкое время. В этом он ещё раз убедился, побывав в сибирских городах с гастролями. За кулисами с артистом побеседовал корреспондент krsk.aif.ru.
Нешуточный прыжок
Елена Бухтоярова: Игорь Владимирович, вы же сибиряк. Сейчас на гастролях вы практически в родных пенатах!
Игорь Маменко: Да, это так. Мама моя – дочь блестящих оперных певцов, которые в своё время выступали в одесском театре оперы и балета. Во время Великой Отечественной войны их эвакуировали в Новосибирск. Там они и жили. А папа приехал туда с гастролями. В антракте увидел маму, она ему понравилась. Познакомились, влюбились. И я родился в Новосибирске, прожил там, правда, две недели. Потом уже всей семьёй поехали в Астрахань – папа там выступал. Мама нигде не работала, растила ребёнка. Так мы и ездили. Лет с пяти надо было готовиться к школе, и меня отвезли к бабушке на Украину. Там я окончил школу и после восьмого класса поступил в цирковое училище в Москве.
– С удивлением узнала, что в юмористы вы попали из акробатов. Вот это вы долетались-допрыгались!
– Да уж, своеобразный вариант. Но если учитывать, что папа был акробатом, работал в цирке, то всё логично. Многие мальчики хотят быть похожими на отцов. Так и я. К тому же папа как каскадёр снимался в разных фильмах. В «Человеке-амфибии», например, перепрыгивающий с дома на дом Ихтиандр, за которым гонятся полицейские, – это папа. И в сцене в кафе разбивает окно и прыгает в него не Михаил Козаков, исполнивший главную роль, а мой отец. Маленьким я не всё понимал, а в относительно зрелом возрасте очень гордился этим фактом. Поступил в Московское цирковое училище и добился своего – был не самым плохим акробатом.
– Какие трюки исполняли? И когда случился решающий «прыжок» в юмористы?
– Я прыгал на акробатической дорожке – сальто, фляк, на качелях метров на шесть летал. Работал вольтижную акробатику. Это когда стоит человек, а у него на плечах я, и ещё акробат летит и делает трюк мне в плечи. Но ещё с пионерского лагеря я удачно смешил друзей: готовил розыгрыши, анекдоты травил, песни пел. У меня это хорошо получалось. И когда поступил в цирковое училище, мне прочили будущее и в разговорном жанре. Но я, можно сказать, сопротивлялся судьбе. Однако акробатический век недолог. И как-то Николай Лукинский предложил мне выступить с ним в паре. В 2003 году в передаче «Аншлаг» мы прочитали совместный диалог. Руководитель программы Регина Дубовицкая тогда поверила Лукинскому на слово, что я смешной. Не смотрела предварительно, но не пожалела. Какое-то время мы работали в паре, потом разделились, но, к счастью, дружим и сейчас.
– Как предпочитаете работать – сольно или всё-таки в паре?
– Работа соло не мешает мне выступать с другими артистами. Есть парные номера с Владимиром Винокуром, Еленой Воробей, с «новыми русскими бабками» – Игорем Касиловым и Сергеем Чвановым. И работать в паре мне нравится. Потому что я работаю с профессионалами. Мы прекрасно докручиваем, доигрываем номера. И в паре работать даже легче. Не дай бог ты забыл текст, когда работаешь сольный номер на полторы тысячи человек… А в паре всегда выручим друг друга.
Попробуй раков!
– Как вы относитесь к юмористам нового поколения? Сейчас юмор другой, жёстче что ли, агрессивнее.
– Иногда на сборных концертах встречаемся. Есть их публика, есть моя. Что касается непосредственно их исполнения, я не приверженец такого юмора, потому что воспитан в Советском Союзе, на советском юморе, где превалировало блестящее актёрское мастерство. Вспомните «раков» Карцева, где всего восемь слов. Но исполнено фантастически – мимика, паузы, актёрская игра! Возрастные люди, воспитанные на Жванецком, Карцеве, Райкине, воспринимают, на мой взгляд, юмор правильнее и чище, чем то, что происходит в Comedy Club например. У них там миллион подсказок и мат-перемат. Как сказал, по-моему, Геннадий Хазанов, там работают «произносители» шуток. К сожалению, видишь, что жанр в нашем варианте не продолжается. А жаль. Приходили, например, в «Аншлаг» два популярных кавээнщика. Пробовали себя, но не вытянули номер даже вдвоём.
– Иногда кажется, что нецензурная лексика стала нормой нашей жизни. Приходится теперь законы, запрещающие мат, принимать. Как относитесь к крепкому словцу ради максимального эффекта шутки?
– У меня в программе около семидесяти анекдотов. Я, конечно, стараюсь рассказать их как можно лучше. Но если предположить, что я со сцены рассказывал бы анекдоты с ненормативной лексикой, половина зрителей ушли бы из зала. Но половина от смеха лежали бы под стульями. Я знаю, что происходит в тесной компании, когда я перехожу на такие анекдоты. Но мат со сцены для меня неприемлем.
– А вас самого рассмешить сложно?
– Я вас уверяю: если смешно, я ничего из себя корчить не буду, буду ржать как конь. Но смешно мне бывает нечасто. Я сталкивался в своё время с Михаилом Задорновым, и мне было приятно видеть, что он очень смешливый в жизни человек. Лион Измайлов тоже, если смешно, очень откровенно смеётся.
Серьёзный никулин
– Успех юмористу гарантируют отличное исполнение (форма) и хороший текст (содержание). Кто из авторов вам пишет?
– В начале карьеры один единственный номер – «Всё, что могли» – мне написал Семён Альтов. Интернет мне же приписывает исполнение рассказов Ефима Шифрина, но это неправда. Я исполнял номера Юлия Софина, Олега Кондратенко. Есть номер Алексея Щеглова, а остальные номера от Натальи Коростелёвой. Она пишет потрясающе и, кстати, выступает со своими номерами и сама, и в дуэте с мужем Юрием Хвостовым. Для меня на сегодняшний день это лучший автор.
– Вы лично были знакомы с Юрием Никулиным. В Интернете даже пишут, что он был вашим кумиром.
– Кумиров у меня нет. Но я очень уважаю этого человека. Судьба столкнула меня с ним два раза. Никулин был директором цирка на Цветном бульваре. После окончания циркового училища нас, молодых, взяли в этот цирк, и мы начали репетиции номера «Олимпийские игры». А жили мы в цирковой гостинице «Арена». И вот как-то, вернувшись после репетиций, узнали, что нас выселили. Был съезд директоров цирков, и их заселили в наши номера. Я как один из старших пошёл к Никулину, обрисовал обстановку. Он набрал номер телефона, включил громкую связь: «Тут ребята жалуются на то, что их выгнали из гостиницы. Пожалуйста, разберитесь. А то я буду очень нехорошо с вами ругаться». Вторая история связана с моим папой. Он сильно заболел, и Никулин помог устроить его в больницу. А когда папы не стало, Юрий Владимирович договорился похоронить его на том кладбище, где я хотел. Никулин всегда горой был за своих артистов. Знаю случаи, когда он кому-то помогал, а к артисту в больнице относились плохо. Тогда Никулин лично приезжал и устраивал разнос.
– Игорь Владимирович, можно ли говорить, что в сегодняшнем времени меньше поводов для юмора, для смеха? Или юмор всегда к месту?
– Это зависит от головы. Человек сам определяет. Смешливый всегда найдёт повод. У меня был друг, гениальный юморист. Он говорил: «Я себя ловлю на том, что, как бы мне ни было плохо, я всё равно шучу». Скажу честно: когда началась спецоперация на Украине, мне тоже поначалу было некомфортно выступать. Да и зал был притухший. Но зрители в течение концерта раскрывались и даже, как мне казалось, реагировали лучше, чем в обычное время. Поэтому я шутил и буду шутить!