«Пустые залы – ужасно». Звезда сериалов Дронов о работе в театре и кино

Актер с чеховским спектаклем гастролирует по Сибири. © / Елена Бухтоярова / АиФ

Он начинал работать с Леонидом Гайдаем, Никитой Михалковым и Тимуром Бекмамбетовым. Но стал популярным благодаря своим незатейливым на первый взгляд ролям в сериалах «Саша + Маша», «Воронины». Георгий Дронов – актёр и кинорежиссёр, человек, случайно оказавшийся в своей профессии, ставшей впоследствии его счастливой судьбой.

   
   

«Чай, не хоррор снимали»

Елена Бухтоярова: Вы впервые с гастролями в Сибири. Тем более с постановкой по Чехову. У нас тоже его много ставят, но у всех прочтение сегодня разное.

Фото: Из личного архива/ Георгий Дронов

Георгий Дронов: В нашем спектакле по девяти рассказам Антона Павловича 90% Чехова. Мы возродили спектакль Театра на Юго-Западе «Старые грехи». А тур по Сибири долгожданный. Выступаем в пяти городах. Пандемия, увы, сократила гастроли. Рады, что сейчас можно ездить, и хорошо, что увеличивается количество зрителей в зале. В разгар пандемии я был на премьере в «Ленкоме», где было 25% зрителей. Пустые залы – для актёра это ужасно. Когда зал полный, все ощущают себя единым целым. Но если есть пустые места, возникает «энергетическая дыра», каждый замыкается в себе. Раскачать такой зал сложнее.

– Сегодня, несмотря на «энергетические дыры», вы зал раскачали. Но честно, непривычно было видеть вас на театральной сцене. Вы зрителю больше известны как телевизионный герой: Саша и Константин Воронин.

– Для широкого зрителя эти роли в сериалах самые запомнившиеся. Кстати, я очень сопротивлялся. Надеюсь, карьера моя ещё не скоро закончится, и много ролей впереди. А Саша из «Саша + Маша» – собирательный образ: соседа, коллеги, знакомого, поэтому близок и понятен. «Воронины» – commedia dell’arte, комедия масок. Каждый герой также собрал черты, которые есть у большинства людей. Чем больше общего в герое, тем лучше. Мне из «Ворониных» близок образ папы – правдоруба, без задней мысли, для него все на первом плане. Я, кстати, со временем понял, что старость Николая Петровича и Галины Ивановны – идеальная для любой пожилой пары. Каждый занимается своими делами, при этом они находятся в паритете, не переходя красные линии друг друга. И, конечно, любят друг друга. А по поводу театра – в самый разгар съёмок я не менее активно играл в нескольких спектаклях. И параллельно в других проектах снимался.

– Екатерина Волкова, ваша ТВ-жена, назвала вас лучшим партнёром. За десять лет съёмок она в вас не разочаровалась, «не разлюбила». Неужели не было повода?

– Мы всегда уважительно относились друг к другу – и в кадре, и за ним. У нас были прекрасные учителя, актёры старой закалки – Борис Клюев и Анна Фроловцева, сыгравшие старшую пару. Они показали отношение к профессии. И ещё, хорошее партнёрство – это если я понимаю, что фраза не моего персонажа, легко отдаю её, делюсь придуманной шуткой. И если драму или хоррор ещё можно снять с ненавидящими друг друга актёрами, то снимать в ненависти комедию невозможно. Будут видны натяжка, сарказм, ёрничество. Но смеха, какой необходим в комедии, не будет.

   
   

Роль от Гайдая

– Ваша фильмография началась с серьёзных фильмов. Пусть роли были эпизодическими, но само присутствие рядом с киногениями чего стоило! Его величество случай?

– Первое появление было в фильме Гайдая «На Дерибасовской хорошая погода, или На Брайтон-Бич опять идут дожди». Жена Гайдая Нина Павловна жила по соседству. Как-то в лифте спросила, почему в кино не снимаюсь. А я говорю: «Кто ж меня туда возьмёт?» Я тогда в институте культуры учился. Она говорит: «Погоди, тебе позвонят». И позвонили.

Четыре дня я ездил на съёмочную площадку, наблюдал, как работал Гайдай, как он создавал комедию. Потом сыграл раздатчика газет. На площадке было не очень смешно. А на экране – доброе и смешное кино. Часто ведь шутка создаётся не на самой площадке, а на монтаже. Запомнился образ Гайдая. Высокий худой человек в очках. Скала. У него была очень тяжёлая дубина, сделанная специально для него, на которую он опирался. Насколько же он был мощен и силён в организации, как он держал съёмочную площадку! Как он громко смеялся, если ему было смешно!

Но это была ситуация пуб­личного одиночества. Ничего не стесняясь, не обращая внимания на происходящее вокруг, он занимался любимым делом. И настолько был уверен в себе, что за ним слепо шли люди, точно зная, что идут за личностью. Это самое сильное впечатление. Если бы человека, не знающего Гайдая, заставить посмотреть его фото в момент работы, он бы решил, что режиссёр снимает не комедию, а какую-то батальную сцену Второй мировой войны. Сосредоточенный, сконцентрированный. Творец!

– Потом были «Утомлённые солнцем», «Сибирский цирюльник», «Ночной дозор». Работа с Никитой Михалковым, Тимуром Бекмамбетовым...

– Воспоминания незабываемы. Например, интерьеры «Цирюльника» снимались в Праге на киностудии «Баррандов», которая сгорела и только что была восстановлена. Когда приехали мировые звёзды – Ричард Харрис, Джулия Ормонд, мы, затаив дыхание, смотрели, как они работают с именитым кинооператором Павлом Лебешевым. Одна из первых сцен – знакомство. Подъезжает поезд. Под одним окном зеркало и подсветка. И в этом зеркале отражение происходящего. Приближение поезда, остановка вагона именно там, где зеркало. В зеркале курсанты, возвращающиеся с учения. Когда они начинают приближаться, зажигается свет, который освещает лицо сидящей Джулии Ормонд. И всё одним кадром! Это магия!

Хлестакова на меня нет

– Вас не видно в шоу на ТВ, не замечены вы и в скандалах в бульварной прессе. Вам не скучно живётся?

– У меня такое количество мест, где я заявляю о себе, что мне этого вполне хватает, чтобы не испытывать нужды и не появляться где-то ещё. Телевидение – это шоу. Раньше актёры стремились спрятать свою жизнь, чтобы иметь возможность социальной свободы хоть где-то.

Когда на экранах стали транслировать «Сашу и Машу», я Лене Бирюковой, моей партнёрше, сказал: «Покупай шляпу с большими полями и коллекцию очков, потому что тебе не дадут прохода». Она посмеялась. Как только пошли эфиры, она признала, что я был прав. Когда я был немедийным лицом, у меня было гораздо больше свободы.

Приятно, когда твою работу оценивают и ты популярен. Но обратная сторона оказалась негативной, захотелось скрыться, стать человеком из толпы, на которого не показывают пальцем, например, в ресторане. А скандалы – это технологии. Человек хочет, чтобы о нём заговорили, и идёт на телевидение. Но это не моё.

– Вы капризничаете в ролях? Можете позволить сказать: это играть буду, а это – нет? И есть ли роль мечты?

– «Саша + Маша» так начинались. Тогда ещё никто не знал о такой голливудской форме, как ситком – маленькие короткие анекдотические истории. Помните «Все любят Люси» – то, над чем смеялась героиня Джулии Робертс в «Красотке»? Так вот, когда предложили «Сашу», я думал: «Зачем? Два актёра. Ерунда!» Но это выстрелило. Правда, имидж Саши прилип крепко. А я ведь разные роли в спектаклях играю. Поэтому ни от каких ролей отказываться не собираюсь.

А про мечту… Есть роли, которые, к сожалению, уходят из возможных из-за возраста. Я бы очень хотел сыграть Хлестакова. Это моё. Но время уходит. Хотя Калягин же сейчас сыграл Хлестакова в новой постановке «Ревизора»! Я счастлив, что в Театре на Юго-Западе у Валерия Беляковича сыграл когда-то Ромео. Хочу сыграть в классической драме. Отрицательную роль, чтобы характер был полной противоположностью тому, в чём меня привык видеть зритель. Для меня это как вызов, некое пари. Для того чтобы зрителя, который меня любит, удивить. Если вдруг получится, это будет внутренняя битва. Но хорошая битва. А вообще, сыграть хочу всё!

– Вы какой-то лёгкий, воздушный, улыбчивый. Где же этот актёрский налёт сложности профессии?

– Самое тяжёлое – оказаться в профессии, которая не твоя. Я, когда стал актёром, почувствовал, что открыл для себя не просто мир, а вселенную. Я пил, упивался, глотал новые стороны мира творческого. Профессия человека, который стоит у станка и делает детали, гораздо более сложная, чем актёрская. Зачастую слышишь: «Я весь день в кадре простоял, это мука!» Ты простоял, а сотни актёров в этот момент сидели дома без работы. Ты счастливый человек. Жалуются: «Я нырял под лёд. Чуть не замёрз». Обал­деть! Это же приключение! В чём сложность?! Самое сложное в этой профессии – пройти огонь, воду и медные трубы и остаться человеком. Остаться актёром, профессионалом.