Слезы и пощечины. Актриса Екатерина Мишанина о театральном закулисье

«Раз зритель поверил, значит, у меня получилось». © / Екатерина Мишанина / Из личного архивa

Театр сегодня уже не только классическая сцена. Актёры активно заняты и на альтернативных площадках, и за пределами театра. О том, где и как можно реализовать таланты, мы поговорили с актрисой Красноярского драматического театра имени А. С. Пушкина Екатериной Мишаниной.

   
   

Мамина не сибирячка

Елена Бухтоярова: Екатерина, начнём всё-таки с истории вашего появления в столице Сибири. В этом году 20 лет, как из Казани вы перебрались в Красноярск. Поиску себя в столичном театре вы предпочли провинцию. Как так получилось?

Фото: Из личного архивa/ Екатерина Мишанина

Екатерина Мишанина: После окончания Казанского театрального училища мне неважно было, где будет театр, в котором я буду служить. Главное, чтобы он был интересен. Красноярский драматический отличался работой с разными режиссёрами. Появилась возможность в такой театр попасть – я воспользовалась этим. И благодарна родителям за то, что отпустили. Хотя было сложно, особенно маме. 

– Как проходил период привыкания? И когда вы, не сибирячка, почувствовали себя своей на сибирской земле?

– Я очень тосковала по дому, семье, ревела белугой. Но уехать было правильным решением. Дети должны уезжать и пробовать в жизни что-то своё. В Красноярске встретила настоящих друзей. Главное, что подарил мне Красноярск, – людей, семью. Когда родились мои дети, поняла, что здесь мой дом, в Сибири я прижилась. Папа после рождения первого ребёнка, сына Гриши, сказал: «Ну вот, мамин сибиряк». А потом и дочка только укрепила связь с Сибирью.

– В театре вы встретили своего мужа. Когда-то Ирина Алфёрова сказала, что в семье должно быть два артиста или ни одного. Видно, понимание особенностей работы может быть только у себе подобного. Согласны?

– Мой муж, Даниил Коновалов, приехал из Екатеринбурга на два года раньше меня. Нашим отношениям положил начало спектакль «Тот, кто получает пощёчины», где мы вместе играли. Что-то такое мы тогда почувствовали. Но в одной семье нам, актёрам, сначала было непросто. Тогда Даня предложил мудрое решение, мы договорились, и сразу стало легче. Суть в том, что надо научиться разделять работу и семью. Если дома мы муж и жена, то в театре – коллеги. Конечно, при этом и дома большую часть времени мы говорим о работе, о профессии, о спектаклях.

   
   

Маска, я тебя знаю

– Поэтесса, кошка, цыганка, попадья… За 20 лет сформирован немаленький послужной список. Вы ведёте статистику ролей и есть ли среди последних особенно дорогая?

– По моим подсчётам, я была задействована в 32 оригинальных спектаклях. Главные роли, массовка, роли второго плана. Всё ценно. Каждый спектакль дорог по-своему, каж­дая роль чему-то учит. Самой сложной и любимой стала роль в спектакле «Август. Графство Осейдж» Айви Уэстон. Поначалу мне казалось, что я не смогу, не справлюсь с этой ролью. Но помогли партнёры и режиссёр Марат Гацалов. Чем сложнее роль, тем интереснее, когда она получается.

– Актёр театра Пушкина имеет возможность пробовать себя не только в работе с разными режиссёрами, но и на разных площадках. В том же театре, но не на сцене, а в закулисье, в качестве экскурсовода. Не так давно вашими театральными подмостками стал музей-усадьба В. Сурикова. На праздновании 205-летия матери художника Прасковьи Фёдоровны вы сыграли её саму. Как вам такие эксперименты?

Фото: Из личного архивa/ Екатерина Мишанина

– Когда мне предложили проводить экскурсию по театру, согласилась сразу. Это интересно. Второй сезон мы с актрисой нашего театра Ольгой Белобровой показываем закулисье. Сыграть Прасковью Фёдоровну в музее-усадьбе
В. Сурикова – тоже задача интересная: я изучала материал, для меня был написан биографический текст. Сама для себя выступила режиссёром. И такое взаимодействие со зрителем мне очень понравилось.

– Почувствовали ли вы в её образе сибирский характер? Какой она для вас предстала?

– Думала, как сыграть, сделать текст живым, чтобы зрители поверили. Была сложность: я выстраивала эту роль без режиссёра. Размышляла, сибирский ли у Прасковьи Фёдоровны характер или это просто сильная женщина, которых и в те времена было много в России, и сейчас, вынужденных воспитывать и поднимать на ноги своих детей. После окончания экскурсии зрители обращались ко мне скорее не как к актрисе, а как к матери Сурикова: «Прасковья Фёдоровна, а расскажите, как сложилась судьба сына Александра?» Приходилось рассказывать. Раз зритель поверил, значит, у меня получилось.

– Всё так хорошо… А ложка дёгтя найдётся? Есть ли сложности в профессии для вас?

– Самое сложное – ждать. Иногда режиссёр тебя не видит в своей постановке. Радуешься, когда получаешь роль, даже если она не сразу получается. В этом уже профессионализм – когда берёшь сложное, пытаешься с ним подружиться и из этого родить персонажа. А после особенно дорого, когда до знакомства со спектаклем, где есть и твой персонаж, зритель приходит сначала в одном состоянии, а после становится совершенно другим. Если зритель плачет (а мы знаем, что слёзы – это очищение), это, можно сказать, высшая оценка.

– Ещё одна сторона вашей работы – это клоунада. Но не классическая, а особенная – в больнице. При этом вы не считаете это работой. Но и отдыхом это тоже не назовёшь. Расскажите о проекте.

– «Дом в горошек» – моя большая любовь. В проект требовался тренер для проведения актёрского мастер-класса для больничных клоунов.

В Европе уже такие клоуны существовали, а у нас всё только начиналось. Когда меня пригласили попробоваться клоуном, я сказала, что не смогу выходить к детям в больнице, расплачусь. Там ведь и тяжелобольные дети есть. Но сработало любопытство – актёрское и человеческое. И меня захватило. Я увидела, что можно идти в больницу не чтобы жалеть, а чтобы подарить эмоции.

В каждой палате работаем по ситуации, смотрим, в каком состоянии ребёнок, мама или папа, которые с ними лежат, где мы найдём зацепку, от которой возникнет игра. Или, может, игры не получится, и мы просто постоим и посмотрим друг на друга, а может, рядом посидим и помолчим, потому что бывают разные ситуации. Чем больше я погружаюсь, тем сильнее понимаю нужность этого проекта. Мне кажется, если бы в каждом городе, в каждой больнице были больничные клоуны, жизнь была бы совсем другая.

«Я увидела, что можно идти в больницу не чтобы жалеть, а чтобы подарить эмоции». Фото: Из личного архивa/ Екатерина Мишанина

Мой дом – театр

– А дома не случалось пользоваться профессией для, например, более эффективного воспитания детей?

– В воспитании детей мне скорее помогает любовь. Если ты всё делаешь через любовь, то тебе помогает всё: профессия, всезнание. Не помню, чтобы я вдруг для детей становилась Бабой-ягой. Дети часто были за кулисами, видели маму в разных образах, поэтому дома играть не хочется. Дома надо быть мамой. Мама может быть уставшей и хмурой – разной, но настоящей.

– У вас ненормированный график. В выходные и праздники работаете. Как и где отдыхаете?

– Люблю бывать в лесу, очень нравится на Столбах. Там совершенно по-другому дышится. В городе нравится погулять по центральным улицам среди старинных домов, подумать о своём, на людей посмотреть, в окна заглянуть. А тут уже рабочий момент, профессиональный интерес. Попадаются такие неординарные люди – и это потом пригождается в создании образа. В окнах какие-то детали, предметы мебели, картины на стенах, полки с книгами – совершенно неожиданные, это всё можно использовать в своей работе.

– А в театр для отдыха ходите?

– Хожу в театр и в качестве зрителя. На спектакли, в которых я не занята. Смотрю, как работают коллеги. Если удаётся, бываем на репетиции, смотрим, как работают режиссёры, на их подход, как они сочиняют, что-то придумывают. Генеральный прогон или сдачу спектакля смотрим – это как учёба: смотришь, как можно работать по-другому.