«Нас звали гробовозами». Как писатель Виктор Астафьев в родной школе гостил

В 2024 году в России будут отмечать вековой юбилей выдающегося русского писателя Виктора Астафьева. Его называли классиком ещё при жизни. Бесспорный лидер сформировавшегося в 1950–1980-х годах направления, получившего название «деревенская проза». Его книги хочется читать и перечитывать.

Но у каждого из нас свой Астафьев. Кто-то на всю жизнь влюбился в его произведения и их героев, кто-то встречался с ним, и даже самое недолгое общение оставило глубокий след. «АиФ на Енисее» собирает истории тех, кто был знаком с писателем лично, о необычных встречах с ним и о том, каким запомнился землякам Виктор Астафьев. Сегодня своей историей делится Наталья Емельянова из Железногорска.

Четыре клана

Родилась я в Красноярске и жила там до девяти лет. А потом родители переехали строить Красноярскую ГЭС. Жили мы тогда не в самом Дивногорске, а в посёлке Молодёжном, раскинувшемся четырьмя террасами на горе, выше деревни Овсянки, растянувшейся вдоль Енисейского берега.

В третий класс я ходила в старую деревянную школу-восьмилетку, стоявшую в Овсянке на самом берегу Енисея. А к четвёртому классу построили новую, кирпичную, уже в Молодёжном. Но называлась она по-прежнему – Овсянская средняя школа. В одном классе со мной учились и овсянские, и молодёжновские ребятишки.

Ещё за дорогой, выше Овсянки, стоял посёлок Комсомольский, совершенно не видный с трассы. А в пятом классе к нам присоединились ещё и слизневские. Там была только начальная школа. Так в классе образовалось четыре клана. Самыми презираемыми были овсянские. Это мы, молодёжновские – строители Красноярской ГЭС! А овсянские – «деревня», дальше своих огородов интересы не распространяются. И дразнилка у них была интересная – «овсянские гробовозы». Наша учительница, чтобы мы прекратили обзываться, рассказала нам старинную легенду. Что ещё в стародавние времена золотоискатели, чтобы их ни ограбили по дороге, придумали перевозить золото в гробах, под видом покойника. Овсянские прознали про это и утащили гроб у остановившихся на ночлег проезжающих. Но в гробу оказался настоящий покойник – умерший в дороге атаман. С тех пор овсянских и прозвали «гробовозами».

Но мы и после этого дразниться не перестали. А сами приравнивали себя к элите, ведь мы не местные, коренные – с их «картошками-моркошками», а такие, как например, всеми нами любимая учительница географии Ирина Анатольевна. Ведь она с отличием окончила Московский университет, и за это получила распределение не в какую-нибудь Тмутаракань, а на строительство Красноярской ГЭС, т. е. в Овсянскую школу.

«Он где-то рядом». Как выглядит Овсянка - родина писателя Виктора Астафьева Подробнее

Родная или не родная?

Невероятное событие произошло в нашей школе осенью 1964 года. В нашем 5 «А» классе по расписанию урок ботаники. Заходит «ботаничка» и говорит: «К нам приехал Виктор Петрович Астафьев – известный писатель. Он родом из Овсянки. Гостит здесь сейчас у своих родственников». Мы были потрясены: писатель из овсянских, из «гробовозов»? Да не может такого быть!

А учительница развернула тоненькую книжицу автора В. П. Астафьева «Дядя Кузя – куриный начальник» и вместо ботаники прочитала нам её вслух, чтобы мы имели хоть какое-то представление о творчестве писателя. 5 «Б» повезло ещё больше: им «Дядю Кузю» читали вместо математики. По-видимому, это была единственная книжка, которую нашли в библиотеке, а вся школа должна была познакомиться с творчеством великого земляка.

А после уроков наша «классная» подозвала меня и ещё одну Наталью, Павшукову, и отправила нас приглашать Астафьева в школу на встречу с учениками. Наташка была местная, овсянская, и хорошо знала, где живет тётка Виктора Петровича, у которой он остановился. А мне дали записку с текстом. Я его выучила наизусть, и сейчас помню: «Уважаемый Виктор Петрович, приглашаем Вас на встречу в Вашу родную школу». Слово «родная» мне в тексте не понравилось. Какая же она родная, когда она новостройка, и Астафьев в ней никогда не учился? Всю дорогу мы с Наташкой спорили, говорить или не говорить это слово. Наталья меня убедила, что говорить надо. Ведь Виктор Петрович учился в Овсянской школе, но теперь той старой школы нет. Овсянской называется эта, новая, значит, теперь она родная.

«Девочки, я приду»

Мы подошли к дому. Дом как дом, как и большинство в Овсянке – крепкий, ухоженный, с цветами в палисаднике. И, конечно, с красивыми окнами. Любят овсянские покичиться перед соседями окошками: тут и резные наличники, и занавесочки, и цветы на подоконниках. Это ещё мой отец изрекал народную мудрость: «Изба, как баба: губы крашеные – значит, красивая».

Нас встретила пожилая хозяйка в цветастом платочке на голове, в фартуке, проводила в дальнюю комнату. Стены небольшой комнаты украшены вышивками, фотографиями. Вся многочисленная родня смотрит на нас и с больших ретушированных портретов, и с маленьких фотографий, приткнутых за рамки тех же портретов. Большое зеркало утыкано по краям поздравительными открытками.

Виктор Петрович сидел за столом, застланным белой скатёркой, но, встречая нас, встал. Мы с Наташкой дружно поздоровались, и я оттарабанила заученный текст. Виктор Петрович улыбнулся, стал расспрашивать нас про новую школу.

Но в это время на входе взмыли занавески, и в комнату вихрем влетела женщина помоложе хозяйки, но так же по-деревенски повязанная платочком. Она бросилась к Виктору Петровичу: «Братец, дорогой! Наконец-то ты приехал! Мы так тебя ждали!» И они стали обниматься и целоваться. Мы с Наташкой стояли, рази­нув рты. Виктор Петрович, не выпуская женщину из объятий, обернулся к нам: «Девочки, я приду, обязательно приду».

И тут до нас дошло, что это уже и неприлично – стоять вот так и глазеть на встречу родных людей.

Правда дороже

Виктор Петрович пришёл ровно в назначенное время. Вся школа собралась в спорт­зале. У нас все праздники проходили в спортзале, там и сцена была. К этой встрече на ней установили заборчик, сбитый мальчишками на трудах, перед ним – лавочку. Заборчик утыкали настоящими подсолнухами, благо осень стояла тёплая, и они не успели замёрзнуть. На этой сцене старшеклассники показали какую-то сценку «из Астафьева».

Виктора Петровича усадили за малюсенький журнальный столик, рядом с учительницей литературы. Мне показалось, что ему очень неуютно за этим хлипким столиком, на виду у всей школы, ещё и как-то боком к сцене. Мы все тоже сидели боком к сцене на лавках, собранных со всех классов.

Но особенно неуютно чувствовал себя парнишка-старшеклассник. Он стоял рядом со столиком, как к доске вызванный. Зажав в руке тетрадку с текстом, он старательно рассказывал биографию Виктора Петровича. А мы все за него переживали: это же так страшно – рассказывать писателю о нём же самом! А вдруг ошибёшься, что-нибудь не так скажешь? И действительно, Виктор Петрович несколько раз останавливал оратора и поправлял его; буквально одно-два слова, но это полностью меняло смысл сказанного.

Парнишка, как видно, был хорошим учеником и умел красиво декламировать: рассказывая о фронтовых годах Астафьева, он ушёл в высокий пафос. Виктор Петрович и тут его остановил и практически повторил, почти не изменяя, ту же самую фразу, но совсем по-другому, очень просто и даже с грустью в голосе. Но всем вдруг стало ясно, что война – это не героическая эпопея, а тяжёлая солдатская работа. Мы понимали, что Астафьеву, так же, как и нам, жаль этого волнующегося парня, но жизненная правда дороже.

Потом учительница велела всем задавать вопросы писателю. Но все заданные вопросы вертелись как-то вокруг одного произведения – «Дядя Кузя – куриный начальник».

«Так вы, наверное, кроме «Дяди Кузи» ничего и не читали», – быстренько вычислил нас Виктор Петрович и стал рассказывать сам, что у него есть довольно много написанных и уже изданных книг, и ещё больше он собирается написать. Рассказывал и о войне, и о своём детстве, и о своих овсянских родственниках – какие они добрые и замечательные люди. Вот тебе и «гробовозы»!