В Красноярске подведены итоги конкурса «Лучший учитель 2021 года». Победителем в нём стал 27-летний преподаватель русского языка и литературы Роман Григоренко. Он рассказал о том, почему не планирует связать свою жизнь со школой, может ли педагог достойно зарабатывать и как учителям спастись от профессионального выгорания.
Один в поле воин
Татьяна Бахтигозина: Роман Андреевич, не могу не спросить, почему решили стать учителем? Всё-таки в нашей стране эта профессия давно стала женской.
Роман Григоренко: Я всегда хотел заниматься филологией. Когда учился в магистратуре университета, первая часть дня у меня была свободной. Вот и решил подработать. Причём почти сразу брал 1,5–2 ставки. А это преподавание 25 часов в неделю. И у меня мама и тётушка – учителя, поэтому суть профессии мне была понятна, сложностей сразу не было.
– И как вам работается в женском коллективе? Наверное, поблажки делают, берегут преподавателя-мужчину?
– Спокойно работается. Да, у нас в гимназии коллектив – почти сто человек, и только около десяти – мужчины. Особо нет времени на какое-то общение с коллегами. Уроки, проверка тетрадей, заполнение бумаг. Перебросился при встрече приветствиями – и побежал в класс. Ощущение, что ты один в поле воин. Поблажки на словах есть – и не как мужчине, а как человеку, который пишет диссертацию. Но фактически я работаю, как все. Даже, наоборот, из-за моей научной деятельности постоянно просят проектной работой с детьми позаниматься.
– В соцсетях, после того как вы стали лучшим учителем года, разгорелся гендерный спор: мол, часто этот конкурс мужчины выигрывают, хотя женщин в этой профессии значительно больше. Что думаете по этому поводу?
– Мне тут трудно вам что-то сказать. Жюри нужно спрашивать. Но если быть откровенным, особо к конкурсу не готовился – всё в последний момент делал. Вечером придумал тему, ночью перечитал пьесу, набросал вопросы… В два часа лёг, а в восемь уже вёл урок. А многие к этому конкурсу серьёзно готовятся, переживают.
– Вы планируете свою жизнь со школой связать?
– Нет. Мне нужно дописать диссертацию, опубликовать несколько статей, и я уйду преподавать в вуз и буду заниматься наукой. Для меня школа – это подработка, хотя она отнимает много времени.
Здесь не очень интересно работать: хорошо, когда ты первый раз преподаёшь тему классу. Но представьте: из года в год одно и то же, те же учебники, программа и литература. Я, например, четыре раза с шестыми классами уже поработал и понял, что это рутина, которая затягивает. А в вузе ты всегда должен расширять круг научных интересов, проводить исследования.
Если не спал в вузе
– Трудно найти подход к современным детям?
– Я не очень понимаю, что значит искать подход к детям. То, что дети сейчас совсем другие и прочее – это какие-то придуманные проблемы. Макаренко писал: «Если хорошо понимаешь, что ты делаешь, знаешь свой предмет, то всё будет хорошо, тебя будут уважать, в противном случае придётся тяжело». Поэтому тому, кто не спал в вузе на педагогике и методологии, думаю, специально искать какие-то подходы не придётся. И, думаю, справедливо, когда при приёме в школу директор смотрит на оценки в дипломе по основным предметам. Как в медицине: никто же не хочет, чтобы его лечил троечник. Так и здесь.
– А все эти провокации, съёмки учителей на камеру, когда они уже не выдерживают и срываются…
– Я с таким не сталкивался. Это же крайности. Что касается повышения голоса... В каких-то ситуациях, наверное, это допустимо. Тогда, когда хочешь привлечь внимание. Например, позвать детей на урок. Но если ты весь урок проводишь на повышенных тонах, то стоит задуматься, хороший ли ты учитель. Я стараюсь говорить тихо. Вот завтра у меня восемь уроков, и если голос не беречь, то просто его сорвёшь.
– Проблема профессионального выгорания. Как думаете: в отношении учителей её как-то можно решить?
– Мне недавно вот что по этому поводу сказали: больше пяти лет не нужно засиживаться на одном месте. Первый год ты приходишь в школу – тебе всё интересно, второй год – ты становишься своим, третий – прекрасно во всём разбираешься, четвёртый – терпишь, а пятый – начинаешь подыскивать другое учебное заведение. Если ты 40 лет на одном месте, то неизбежно произойдёт профдеформация. Да, с таким опытом будешь профессионалом, но вот останешься ли человеком?
– По своим родственникам-учителям видите?
– Интересный, но трудный вопрос. Да, всё это с ними произошло, и это очень бросается в глаза. Я, например, в любой части дома слышу, что мне говорит мама или тётя. Потому что они всегда это делают громким, поставленным голосом, будто обращаются сразу к целой аудитории. А так как моя мама – учительница начальных классов, то бывает, что общается со мной, как с ними. Как-то объясняла, куда идти в поликлинике: «Подойдёшь в регистратуру, скажешь здравствуйте…»
«Все мы люди»
– Про человеческие «пороки». У нас в обществе отношение к учителям особое, они не могут себе позволить то, что остальные: появиться где-то с бокалом спиртного, тем более с сигаретой, да даже просто сфотографироваться в купальнике. Приходится ли вне школы контролировать свой образ жизни, поведение?
– У меня просто времени нет на все эти «пороки»: уроки, диссертация, читать много нужно, так как преподаю русский язык и литературу и занимаюсь литературоведением. Но вообще, обществу нужно изменить отношение к учителям. Вспомнить, что они прежде всего люди, и не закрывать их навсегда в школе.
– Сейчас, в пору гаджетов, от родителей учеников никуда ведь не скрыться. В классных чатах может быть до сотни комментариев в сутки. Сильно вам докучают нетактичные взрослые?
– Впервые остро с этим столкнулся во время дистанционки. Много было вопросов и некорректных высказываний в мессенджерах. Родители будто с цепи сорвались. Обычно в реальном общении таких проблем с ними не было. Тогда они приходили ко мне больше за советом, как помочь ребёнку.
Вообще, я сознательно избегал классного руководства. Поэтому даже на родительских собраниях был всего несколько раз.
– А чему научила дистанционка?
– Самому планировать своё время. Ведь когда уроки проходят в школе, всё регламентировано. А тут ты постоянно на связи и всё время проверяешь какие-то задания. Получалось, что я «приходил» на работу, когда только просыпался, а «уходил», когда засыпал. В какой-то момент понял, что так нельзя, и поменял подход.
– Наверное, для большинства школьные годы в целом счастливое время. Но есть и те, кто школу ругает за то, что она ломает детей, учителя хамят им, пользуясь тем, что сильнее и старше. Можно ли это как-то изменить?
– Школу переделать, наверное, можно. Но лучше что-то поменять в головах. И у тех, кто учит, и у тех, кто приходит учиться. Мы же все в обществе живём, и школа не может от него отличаться. Я сейчас понимаю, что прежде всего нужно менять себя. Поэтому для себя выработал некоторые правила: хорошо готовиться к урокам; не делать из оценки пафоса – это просто цифра, которая показывает уровень знаний; быть максимально тактичным.
– Часто учителя жалуются, что много работают и мало получают. А чиновники отчитываются, что ситуация меняется в лучшую сторону. Так ли это?
– У меня знакомые есть, которые посмотрят телевизор и говорят мне: вам зарплату постоянно повышают. Я, когда пришёл в школу, первые два года получал 17,5 тыс. рублей. Чтобы было больше, нужно брать больше часов, на одну ставку точно не проживёшь. Но тут всё равно много не получится… или до очередного класса просто не доползёшь. Сколько у нас сейчас средняя официальная зарплата в крае? Где-то около 50 тыс.? Так вот, учителям до неё ещё очень далеко.