«Если я тебе дорог, то собирайся», - прочитала она в записке, принесённой соседским мальчишкой. Они ещё не были женаты. Молодой фармацевт Рипсиме Карапетян и геолог Виктор Крамер наспех сели в переполненный вагон, который навсегда увёз их из солнечного Майкопа. Север Сибири встретил ледяными землянками, скудной одеждой из мешковины и голодом, от которого спасал только сон. Через что пришлось пройти влюбленным, узнал корреспондент «АиФ-Красноярск».
Декабристка XX века
Она родилась после революции, в 1921 году. Во времена колхозов, раскулачивания, раздела частной собственности и начала гонений на всех и вся. Родной Майкоп лихорадило от поджогов фабрик, заводов, нефтяных скважин. Всё это осталось в памяти маленькой чернявой девчонки Рипсиме Карапетян, которая с ребятнёй бегала глазеть на пожарища. В 1938 году отца, учителя естественно-географических наук Серопа Саркисовича арестовывают без веских причин и ссылают в Сибирь. Папины уроки армянского языка и письменности она сохранит навсегда. Тогда Рипсиме и не догадывалась, что вскоре в Сибирь уедет и она... В ссылку за любовью.
1941 год. Линия фронта приближается к Ростову, где на фармацевтов учатся сёстры Рипсиме и Кнара Карапетян. Уличные бомбёжки следуют одна за другой. Девушки запрыгивают в тамбур товарняка и уезжают подальше от войны, сначала в Армавир, а потом в Нефтегорск под Майкопом. «Моя резиденция «Аптека» находилась под одной крышей с поликлиникой. На работу - с работы, и постоянный страх от сводок информбюро: линия фронта опять приближается. Июль 1942 года… Тогда я уже встречалась с моим будущим мужем Виктором Крамером, - уже в 90 лет вспоминала в своих записях Рипсиме Сероповна. - Однажды какой-то мальчик принёс мне записку от Виктора: «Если я тебе дорог, то собирайся». Девушка поняла - беда. Витя был немцем. И даже тот факт, что его отец Карл Адамович погиб в чине майора милиции, не спасли от высылки в Сибирь, где их ждали тяжёлые испытания, унижения и борьба за выживание.
Чудо-баржа
Узелок с одеялом и подушкой да школьный чемоданчик - вот и всё, что взяли они с собой в дорогу. В переполненных вагонах их увозили на Восток. Баку, Каспийское море, жара, песчаная буря, соль, голод.
Казахстан, Новосибирск - и наконец красноярская станция Енисей. Здесь на них обрушился сентябрьский холод и дождь. Прятались в конурах, которые мужчины сложили из шпал, и ещё неделю ждали своей судьбы. Пароход «Фридрих Энгельс» повёз их дальше на север и высадил в Сухой Тунгуске. «Одна улица, десяток домов, один магазин и изба-школа. В единственной комнате находились 3-4 парты, каждая из которых обозначала класс: первая парта - первый класс... Освещения, радио, газет, книг - ничего, привычного нам ранее, не было. Разрешили строить жильё из брёвен, выброшенных на берег из разбившихся плотов. Наступала зима, одному Вите было не под силу таскать брёвна и строить избушку, поэтому пришлось строиться и жить зиму с чужими людьми под одной крышей», - писала Рипсиме Сероповна.Эта зима станет самой ужасной в жизни молодых фармацевта и геолога. На день у них было лишь 300 г хлеба. Открывая глаза утром, ждали открытия магазина, получали паёк и моментально съедали. Ночью приходил тяжёлый сон-забытьё, избавлявший хоть на время от голода. Спасло их от смерти чудо, а точнее, баржи.
По Енисею тогда шёл большой караван с провиантом и скотом для Игарки, Дудинки и Норильска. В полутора километрах от Сухой Тунгуски они вмёрзли в лёд вместе с теплоходом. Началась зимовка. Супруги Крамеры стали ходить туда перебирать картошку, на обеде им разрешалось немного отварить и себе. Уходя домой, набивали карманы корнеплодом так, что еле двигались. Когда на баржах кончилось сено, стали забивать скот. Сначала им разрешили брать только кровь, из которой варили суп, затем назначили паёк из внутренностей. Весной лёд пошёл, сломав все вмёрзшие суда, начались пожары, провизия горела, падала в воду. Мужчины тайком по ночам ловили мешки с мукой - единственное, что уцелело.
За платье – банку овсянки
Вскоре Крамеры начали строить себе избу. Из инструмента - только топор да руки. Виктор нарубил осины, из палок сделал каркас, укрепили вбитыми в землю кольями с наклоном к верхней части. Не было даже гвоздей. Дёрном обложили стены и крышу, Рипсиме сделала из глины кирпичи для печи, с брошенной баржи достали широкую трубу, от которой шло тепло, когда она раскалялась докрасна. В остальное время был жуткий холод. В таких условиях молодые ждали ребёнка. «И вот появилась на свет драгоценная дочурка Виолетта, - пишет Рипсиме. - Я худая, измождённая, молока нет, пелёнок нет. Поменяли всё, что можно было, на еду. За платья местные давали литровую банку овсянки. Разделим её на 5-6 раз и варим похлёбку, а она кажется такой вкусной, сладкой и масленой. Одеться пришлось в мешковину, которую мы воровали на берегу. Спали втроём и согревали своими телами ребёнка».
Над ссыльными сжалились местные власти - поселили в колхозной конторе в соседней Селиванихе. Одна комната на четыре семьи - каждая в своём углу. Под трудодни выдали масло, манку, молоко, хлеб. Голодная смерть вновь отступила. Малютка Виолетта сразу стала поправляться, начала ползать. Виктор охотился и рыбачил, а Рипсиме научилась вязать невод. В 1946 году у них родился Лёвушка, а в 1951-м - и Витюшка.
«Помиловали на 73-м году жизни»
«Я с ужасом думала, что в указе «О переселении немцев» говорилось «навечно» и что дети не получат никакого образования и специальности, станут рыбаками и охотниками и никогда не увидят большой мир, потому что Сибирь - это изоляция от внешнего мира даже сегодня», - записывала свои мысли женщина. Только после смерти Сталина она впервые увидела живые цветы на клумбах - им разрешили переехать в Удерейский район (сейчас Мотыгинский), там уже три года жила её сестра Кнара Сероповна, приехавшая сюда специально.
И только спустя 13 лет скитаний, в посёлке Южно-Енисейске Рипсиме и Виктор стали работать каждый по своей специальности - фармацевтом и геологом. «Меня считали ссыльной из-за мужа, его национальности. Когда рухнул тоталитарный строй, мы оказались жертвами политических репрессий, а я вообще ошибочно была взята на учёт спецкомендатурой МВД, реабилитирована после смерти главного палача ещё в 1956 году. А узнала об этом только в конце 1994 года. Изломали жизнь, выкачали всё здоровье и помиловали на 73-м году жизни, а муж мой так и не узнал о реабилитации...» - говорит Рипсиме Карапетян.