Зимой 1943 года советские войска оттеснили фашистов с части Донбасса. А летом в ходе Битвы на Курской дуге началось освобождение территории УССР от нацистских оккупантов.
Детям войны, пережившим фашистскую оккупацию, далеко за восемьдесят, они живые свидетели преступлений нацистов, напавших на Советский Союз в 1941 году. Антонина Прохорова, родившаяся на Украине, хранит в памяти те страшные события.
По следам маленькой Тони всё время ходила смерть, но её ангел-хранитель всегда вставал на пути костлявой старухи. Повзрослев, голубоглазая, худенькая, небольшого роста девушка начала спасать других, став медиком.
«Тоня, закрой глазки…»
Мы беседуем с хозяйкой уютной квартиры со стеллажами книг и рассматриваем старые чёрно-белые фотографии, сохранившиеся со времён её детства.
– Узнай меня, – просит Антонина Семёновна, показывая фото, где сидят дети лет шести с учителем в военной гимнастёрке.
Вглядываюсь в лица маленьких девочек, одетых в юбки и платья, перешитые из одежды старших сестёр или мам, пытаюсь уловить сходство с моей собеседницей. Сделать это сложно, ведь минуло уже 78 лет.
Тоня Колесник родилась в 1938 году в Балаклее Харьковской области. Когда 10 декабря 1941 года фашисты захватили город, девочке было три года. Вместе с мамой и сестрёнкой Лидой, которая была старше на два года, они не попали на поезд, которым эвакуировали жителей на Урал, и потому остались живы. До места назначения состав не дошёл, его разбомбила вражеская авиация.
Военный завод «Арсенал № 1» в Балаклее, где выпускали боеприпасы и ремонтировали артиллерийское и стрелковое вооружение, перевезли в Донгуз Оренбургской области. Отец Тони, работавший там военпредом, уже был на фронте. Как вспоминает Антонина Семёновна, заводские цеха, свиноферму, склады с продуктами, словом, всё, что не удалось вывезти, сожгли. Жители ещё долго находили на пепелище уцелевшие банки тушёнки и делили на всех.
«Помню, что на службе у фрицев состоял полицай Галкин – настоящий изверг. Пойманных партизан, военнопленных, евреев показательно казнили. Сгоняли жителей на майдан (так по-украински называется площадь) и вешали у всех на глазах. Когда мама прижимала мою голову к своему животу, чтобы я не видела этих зверств, Галкин подходил и бил её наотмашь по лицу. Тогда она шептала: «Тоня, закрой глазки…» Тела не снимали по два месяца», – вспоминает Антонина Семёновна.
Ядовитый шнапс
О зверствах фашистов на оккупированных территориях записаны сотни тысяч свидетельств, которые легли в основу обвинительного приговора нацистам в военных преступлениях и преступлениях против человечности на Нюрнбергском процессе. Но когда слышишь рассказы очевидцев, кровь стынет в жилах. Ненависть к нацистам была столь велика, что жители боролись с ними, рискуя своей жизнью и жизнью детей.
«В немецкой комендатуре был буфет, где офицеров обслуживали две сестры – Полина и Вера Полишкуровы. Кормили, подносили шнапс, который те очень любили. Мама вместе с несколькими женщинами собирала сухую ядовитую траву, содержащую алкалоид. Как агроном, она хорошо разбиралась в растениях. На траве настаивали бражку, из неё гнали ядовитый самогон и подливали его в шнапс немцам. Многие из них не просыпались, другие дурели и замерзали зимой на улице. Немецкое оружие и патроны через маму доставляли партизанам».
Загружали его в салазки с двойным дном, которые сделал один мастеровой. Женщина одевалась в рваную телогрейку и валенки, повязывала на голову платок. Так же наряжала дочку, мазала ей и себе лицо сажей. Шли глубокой ночью, чтобы не видели соседи, через посты, якобы за дровами.
«Мама падала солдатам в ноги и упрашивала пропустить их, говоря, что идёт за хворостом, чтобы согреть ребёнка. С дровами возвращались через те же посты, чтобы не было подозрений».
Жена полицая Галкина под видом попрошайки приносила похищенные в комендатуре документы, которые тоже попадали в партизанский отряд. Когда её вычислили, он лично казнил супругу, отрубив ей голову. Кто-то выдал Веру и Полину Полишкуровых. Их убили в доме, где они жили.
Подвесили за ручки
Смерть ходила по пятам маленькой Тони. Как-то во время бомбёжки в погреб, где прятались люди, залетел снаряд. Осколок попал в ногу и руку девочки, но раны были не смертельными. Погибнуть она могла и от фашистского штыка, когда её маму после доноса кого-то из местных за связь с партизанами вели на расстрел.
«Какой-то старик кинулся в ноги офицеру, просил пожалеть женщину с двумя детьми, его тут же застрелили. Тогда я бросилась на солдата, он отшвырнул меня штыком, повредив левую руку и большой палец, – показывая шрам, рассказывает женщина. – Мама упала в глубокий обморок, похожий на кому. Нацисты кололи её штыками, обливали ледяной водой, но она не подавала признаков жизни. Тогда, посчитав мертвой, её бросили. Позже она пришла в себя, но её не арестовали, на подходе уже была Красная армия».
Полицая-изверга Галкина фашисты с собой не взяли, судьба его неизвестна. А вот два других предателя – Мережко и Климов из деревни Андреевка, ответили по закону военного времени.
Жить семье Колесник было негде: хата сгорела, ночевали то в коровнике, то в свинарнике. Думая, что спасёт дочку, мама отдала Тоню в приют, организованный эсэсовцами для бездомных и детей-сирот.
Заведение было обнесено колючей проволокой. Воспитатели из местных женщин поднимали ребятишек в четыре утра чистить картошку. Если ребёнок срезал со шкуркой и часть мякоти, очень сильно били по рукам. Перед свиданиями с родителями девочек мыли, вычёсывали вшей, одевали в новые байковые платья и давали каждой по прянику. Его после свидания нужно было вернуть. Увидев маму и сестру, Тоня от радости об этом забыла и отдала им пряник. Девочку сначала побили, потом подвесили за ручки на два часа.
Но это было не самое страшное. Её память до сих пор хранит, как эсэсовский офицер вместе с женщиной-врачом с помадой морковного цвета на губах отбирали детей старше десяти лет. Увидев белокурую девочку с огромными голубыми глазами, обрамлёнными густыми чёрными ресницами, немец сказал по-русски: «Арийская кровь. Мы её берём». Детей перевели в другое помещение, отмыли, откормили, а потом откачивали из них кровь для раненых солдат, пока они не умирали. Из отобранных двенадцати осталась в живых Тоня и один мальчик.
«Нашли нас молодые парни, в овраге, куда сбросили наши безжизненные тела. Ребята услышали звук, похожий на писк котёнка, и достали нас», – вспоминает Антонина Семёновна.
Спасла Никиту Хрущёва
Видимо, ей на роду было написано спасать и помогать. После школы поступила и окончила фельдшерско-акушерское училище в Харькове. Уже будучи выпускницей, приехала домой и, сама того не осознавая, совершила героический поступок. У отца, который работал на железной дороге путевым обходчиком, после контузии, полученной на фронте, случались приступы.
В тот памятный день он должен был тщательно проверить железнодорожный путь, по которому шёл правительственный состав с первым секретарём ЦК КПСС Никитой Хрущёвым. Тоня пошла вместе с ним. На одном из участков отец и дочь обнаружили развороченные взрывчаткой рельсы и шпалы. С отцом случился приступ. Тогда девушка сняла с него духовой рожок для подачи сигнала и побежала расставлять на рельсах специальные приспособления – петарды.
«Поезд остановился, вышли машинисты, а у меня голосовой спазм, говорить не могу. Тогда начала подавать в рожок сигнал бедствия. Тут машинисты и увидели развороченные рельсы, начали обнимать меня и целовать», – вспоминает Антонина Прохорова.
О девушке написали в газете «Гудок» и наградили медалью «За спасение погибавших».
Получив диплом, восемнадцатилетняя старшая медсестра по распределению уехала в Томск-7, работала в детской больнице, помогая маленьким пациентам. В закрытом городе познакомилась и со своим будущим мужем, с которым затем переехали в Красноярск-26 (ныне Железногорск). Антонина Семёновна трудилась в детских дошкольных учреждениях, 21 год отработала на ГХК, имеет звание ветерана атомной промышленности. Говорит, благодарна судьбе за всё, что подарила ей жизнь.