Кости гребли лопатами. 63 года назад дети заживо сгорели в поезде в Сибири

Трагедия произошла 2 июня 1959 года. Но до сих пор нет ни одного документального свидетельства самой крупной в Красноярском крае железнодорожной катастрофы. О том, что она была, говорит лишь гигантская братская могила на кладбище станции Минино. Погибнуть могли сотни людей, большинство из которых - дети.

Дочь погибшей в железнодорожной катастрофе на станции Минино рассказывает, как её мама оказалась в сгоревшем вагоне.

В смертельной ловушке

Наша редакция уже много лет собирает по крупицам материалы о той катастрофе. Подробно о ней мы писали в 2013 году, но на том материале наша работа не остановилась. Появляются все новые свидетельства.

Поезд Красноярск – Абакан, которым после пионерского слёта возвращались домой школьники с юга Красноярского края и Хакасии, вышел со станции Красноярск в 19.00 и в 19.30 остановился на станции Минино на красный сигнал семафора. Через несколько минут на соседних путях товарный поезд, которому в это время горел зелёный, врезался в нефтеналивной состав, стоявший прямо напротив пассажирского.

От чудовищного удара два вагона пассажирского поезда буквально выдавило с путей. Они упали на бок, состав расцепился, остальные вагоны укатились вперёд. Выбраться из упавших вагонов было практически невозможно: двери заблокировало, одни окна внизу, другие наверху. Горючее вспыхнуло моментально. Пассажиры, большая часть – дети, оказались в смертельной ловушке.

Выжившие после крушения поездов на станции Минино в 1959 вспоминают... Подробнее

Ни тогда, девять лет назад, ни сейчас мы не смогли обнаружить ни одного документального свидетельства этой катастрофы. Неизвестны точное число и имена погибших, непонятно, кто понёс наказание за случившееся и понёс ли. Есть предположение, что участников, ликвидаторов и их родственников заставили дать подписку о неразглашении.

О том, что авария была, говорит лишь гигантская братская могила на кладбище станции Минино. Также в 2013 году мы нашли очевидцев – жителей станции, на глазах которых это произошло, они помогли нам частично восстановить картину событий. В «АиФ-Красноярск» вышла серия материалов о катастрофе, после была масса откликов. А весной этого года к нам обратилась Татьяна Ковригина из Костромы. Она случайно прочла один из материалов об аварии в Интернете и вспомнила, что в ней погибла её тетя, Мария Лисовская. И нам пришлось вновь погрузиться в эту тему.

«Маму почти не помню»

«Светлана, здравствуйте. Сегодня нашла вашу статью от 2013 года о катастрофе 1959 года на станции Минино. В этой катастрофе погибла старшая сестра моего папы, Лисовская Мария Архиповна. Она была учителем, ей было около 30 лет, осиротели две её маленькие дочери, Ольга и Светлана. Моя бабушка ездила на станцию на опознание и похороны дочери, но опознавать там было нечего. Одни обгорелые останки.

Мой папа служил очень далеко, под Архангельском, и выехать на похороны не смог. Бабушке власти оплатили дорогу. По стечению обстоятельств брат моей мамы именно в это время ехал в поезде через станцию Минино домой, в Кострому, со службы в армии. Он рассказывал, что видел: «Вокруг рельсов на много метров была чёрная, выжженная земля, после взрывов некоторые тела были раскиданы по сторонам на соснах». Очень печально, что фамилий погибших людей нет на памятнике в Минино. Может быть, удастся хоть что-то изменить», – написала нам Татьяна.

Мы созвонились, она пообещала выяснить, могут ли дочери Марии рассказать то, что им известно. Оказалось, одна из них, Светлана, живёт в Красноярске. И она согласилась встретиться.

Дом Светланы Квашниной совсем рядом с редакцией «АиФ-Красноярск». Но ни тогда, когда мы занимались поисками очевидцев и их родственников, ни после она не читала наши материалы и даже не знала, что этой историей кто-то занимается.

«Как мама оказалась в том поезде, нам рассказала бабушка. Мы с сестрёнкой тогда были маленькими: мне было 4 года, Оле – 6 лет, – говорит Светлана. – В 1959 году мы с мамой и папой жили в городе Алзамай, это Нижнеудинский район Иркутской области. Бабушка приехала к нам пожить и помочь маме с нами. Мама работала учительницей, папа – нормировщиком в леспромхозе.

В конце учебного года маме от школы дали путёвку на озеро Шира. Они с папой посоветовались и решили, что она по­едет, отдохнёт. Ехать нужно было через Красноярск, там пересадка, и дальше до Абакана. Мама хотела выехать на день раньше. Но папа её отговорил: мол, зачем день где-то мотаться, лучше по­ехать к самому заезду. И вот этого бабушка ему так и не смогла простить до конца жизни. Всё говорила: если бы он отпустил её на день раньше, она была бы жива.

Папа был на двенадцать лет старше мамы. Мама двадцатилетней девочкой приехала в Арзамас и влюбилась в мужчину тридцати двух лет, может быть, ещё и поэтому бабушка его недолюбливала.

«Поиск не прекращаем никогда». Почему пропавшего надо искать до последнего? Подробнее

После аварии родственников тех, чьи документы были обнаружены, начали вызывать в Красноярск. Папа остался дома с девочками, а бабушка поехала. С её слов, горения в это время уже не было, всё потушили. Кости в гробы сгребали лопатами, ни о каком опознании речи не было».

По рассказам очевидцев, когда вагоны загорелись, люди, которые смогли выбраться, бежали кто куда: в лес, к речке. Похороны были массовые, в гробах всё, конечно, вперемешку: где кто, там было не разобрать. Как бабушка всё это пережила, Светлана и сейчас не представляет, ей было на тот момент всего сорок шесть лет.

«Она была очень сильной женщиной, да и замыкаться в горе ей было некогда, у неё же остались мы, – рассказывает Светлана. – Она мужа на войне потеряла, пятерых детей родила, троих похоронила в детстве, дочь вот, получается, в молодости – осталась с сыном. Нас вырастила, да ещё и моих детей приезжала нянчить. Бабушка прожила почти девяносто лет. Я видела её последний раз в 1987 году, когда она к нам приезжала водиться с правнуками, у меня сыновья только родились».

«В семье про аварию не говорили»

Бабушка заменила Светлане и Ольге маму. Светлана признаётся, что помнит маму плохо. И всё, что всплывает в памяти, скорее всего, из рассказов родных. Очень красивая была, и на фотографиях это видно. Но девочки на неё совсем не похожи, больше на отца. Ученики в школе её очень любили. Она была учителем начальных классов, но так как в Алзамае не хватало педагогов, преподавала ещё пение и географию.

Светлана помнит, что у них дома был песенник, и они пели «По долинам и по взгорьям». Ещё один момент, который отложился в памяти маленькой девочки: Новый год, ёлка; она, мама и сестра Оля водят вокруг ёлки хоровод и поют песни. Ёлка большая, а их всего трое, поэтому между ними шаль, за которую они все держатся. Сестра Светланы, Ольга, помнит маму больше. Она тогда как раз готовилась к школе, и мама много с ней занималась, учила буквы, брала с собой в школу.

«После похорон бабушка вернулась к нам. Хоть они с папой и не очень ладили, она сказала, что не бросит нас и будет жить с нами, пока папа не приведёт жену, – продолжает Светлана. – Папа жену так и не привёл. В итоге бабушка прожила с нами десять лет, после чего вернулась в Саратовскую область, к сыну. А нас папа отдал в интернат. Почему, я сегодня не берусь судить, думаю, ему тоже было тяжело. Но он про нас не забывал. На выходные и каникулы мы приезжали домой. Интернат был до восьмого класса. После Ольга приехала к папе и заканчивала школу дома, затем поступила в техникум на швею, отучилась и работала в ателье. Я же доучивалась в другом интернате, потом поступила в университет в Иркутске. В Красноярск попала работать по распределению. И вот так случайно оказалась рядом с могилой мамы.

В семье про аварию старались не говорить. С отцом девочки это вообще не обсуждали, только с бабушкой. Та рассказывала, что с тех, кто там работал, брали подписку о неразглашении. Возможно, поэтому их папа молчал.

Про компенсации Светлана также ничего не знает. Бабушка лишь вспоминала, что папа писал заявление на компенсацию морального ущерба, но выплатили ему её или нет, неизвестно. То, что девочки выросли без мамы, конечно, на них отразилось. Но больше всего горе задело Ольгу. Она часто говорила, что если бы мама была жива, её жизнь сложилась бы по-другому. Папа девочек умер в 1984 году, он так больше и не женился.

Последняя фотография

Так получилось, что на братской могиле, где лежит мама, Светлана была лишь дважды.

«Первый раз мы ездили на кладбище, когда ко мне в Красноярск приезжала бабушка, мне было лет двадцать пять, – рассказывает она. – Помню, сначала ехали на электричке до станции Минино, дальше шли пешком. Могила тогда была довольно ухоженная, видно было, что за ней следят.

Второй раз поехали, когда у меня уже дети были, всей семьёй. Памятник стоял облупленный, вокруг всё заросло травой. Прибраться там нам не под силу: территория большая, а нам даже краску привезти не на чем, машины не было. Ощущение было, что туда редко приходят. Хотя я заметила две детские таблички: мальчик и девочка, с именами, фамилиями. Видимо, родители приходили и прикрепили.

Кто ответит? В Красноярске простились со спасателями, погибшими на пожаре Подробнее

Затем настали тяжёлые девяностые, надо было много работать, чтобы просто выжить. Когда дети подросли и возможность вроде бы появилась, я переживала, что буду расстраива­ться. Знала, что мама рядышком лежит, и всё. Сестра Ольга ни разу на могиле не была, она и в Красноярск-то всего два раза приезжала».

Семейных фотографий у Светланы и Ольги осталось мало: когда они жили в интернате, сгорел родительский дом. Сохранились только те, что были у бабушки. Среди них последняя фотография мамы: она в лёгком летнем платье сидит на берегу реки на бревне. Сам снимок немного неудачный, расплывчатый, но девушка на нём очень нежная, беззаботная и словно готовая в следующее мгновенье спрыгнуть в реку. Это последнее, что осталось у дочерей от мамы.