Другой жизни уже не надо. Инвалидное кресло стало рабочим для писателя

- Многие говорят, что мне Бог помог, посадил на коляску, чтобы я наконец-то начал писать. и я верю, что всё это не случайно, - рассказывает сибирский писатель Владимир Топилин.

Сюжет из своей жизни

- Владимир Степанович, вы родились и жили в Чибижеке - глухом таёжном посёлке старателей с суровыми нравами. Наверняка в таких условиях было не до литературы?

- А я и не называюсь литератором, я так - любитель, бумагомаратель (Улыбается). Если честно, то тяга к письму у меня была всегда. Сколько себя помню, всё время что-то записывал в дневниках. В основном заметки были связаны с природой. Но всё это складывалось на полки, пылилось, ни о каких публикациях не было и речи. Жизнь в Чибижеке действительно не простая: вода, дрова, сено для коров, всё это нужно добывать. Работа в МЧС была тоже не из лёгких. Работал горноспасателем на золотодобывающей шахте. Времени на размышления, а уж тем более на письмо, не было. Поэтому об издании своих записей и не думал.

Всё изменилось летом 1995 года. На охоте упал с большой высоты на землю вместе с лабазом (деревянный сруб на манер избушки на высоких «курьих» ножках). И оказался погребён под тяжёлыми горбылями и плахами. От боли потерял сознание. Когда пришёл в себя, попытался освободиться, но ничего не получилось. Снова потерял сознание. В таком состоянии, между реальностью и забытьём провёл несколько суток. Спасли родственники с другими охотниками. На спине уже были пролежни, лицо и руки изъела мошка. Сначала доставили в посёлок, а оттуда - в больницу. Оказалось, что у меня в трёх местах сломан позвоночник. Затем было несколько операций и инвалидная коляска.

- В нашей стране инвалидам невероятно сложно найти себя. Чтобы начать что-то делать в таком состоянии, нужно большое мужество. Откуда брали силы?

- Почти 80% инвалидов спиваются. Первые года три-четыре, когда ты уже инвалид, но ещё надеешься и веришь, что всё изменится, ещё куда ни шло. Всё как-то сглажено. Но после начинаешь реально понимать, что всё: ты никогда не встанешь, никогда не будешь ходить, прежней жизни не будет никогда. Тут начинаются срывы, ломка.

У меня тоже были моменты, когда я срывался, начинал пить, но потом как-то всё это заглушил в себе. Помогла литература. Однажды я достал свои дневники, почитал, что-то подрехтовал, что-то добавил, дал почитать маме.

Она у меня эрудированный человек, оценила. Первой была книга «Когда цветут эдельвейсы». Сюжет реален, его подсказал товарищ. «Таёжная кровь» наполовину автобиографическая. Там описана трагедия, которая произошла со мной. Для тех, кто будет топтать след и попадёт в трудную ситуацию, чтобы не повторяли моих ошибок.

Издаться помогли читатели

- Писать - это одно, но, чтобы о тебе узнали, нужно издавать свои произведения. Сегодня, когда издатель и так избалован, насколько это сложно?

- Когда написал свою первую повесть, издаться было нереально. Таких, как я, появилось тысячи, все вдруг что-то написали и возомнили себя писателями. У меня тоже выросли крылья. Но тем тяжелее было падение. Пробиться помогла тётя и красноярская журналистка Татьяна Попова. С их помощью рукопись попала к издателю, который неуверенно протянул: «Ну, может быть, почитаю». Почитал, и затем мы сотрудничали семь лет, были изданы первые семь повестей. Издавались тяжело, практически на добровольных основах, первая книга - на средства родных и близких. Для второй издатель уже сам искал спонсоров.

В 2008 году, когда моё писательское дело зашло в тупик, лишь изредка выходили мои книги малыми тиражами - по 100-300 штук. Однажды ко мне пришёл хороший знакомый Анатолий Николаевич Глимозенко и попросил почитать мои книги. Я говорю: «У меня нет». Предложил издавать за счёт читателя. Отпечатали на принтере подписные листы, он пошёл по организациям, фирмам, рассказывал обо мне и собирал деньги с будущих читателей. Кто 500 рублей давал, кто 200, бабушки - по 10. Каждый человек получал подписной лист, где мы расписывались, что после издания книги он гарантированно её получит. Так был издан «Серебряный пояс» и ещё около семи книг. Они появились в Минусинске и южных районах края. Всё делал сам: садился на машину, забирал тираж из типографии и развозил по магазинам. В 2010 году, когда приехал покорять Красноярск, обил пороги всех книжных магазинов. Взяли только в одном, я до сих пор с ним сотрудничаю.

Ни за белых, ни за красных

- Одна из тем ваших книг - раскулачивание и притеснение малых народов. В Сибири это прослеживалось наиболее ярко?

- Это самая нераскрытая и позорная страница нашей истории. Она описывается в книге «Остров Тайна».

Об этом же - в новой книге «Немтырь», где молодой латышский парень 18 лет скрывался в тайге от советской власти, после того как его отца и старших братьев расстреляли. Вышел уже после смерти Сталина - не мог больше терпеть, одиночество убивает. Но оказался немым, разучился разговаривать.

Раскулачивание крестьянских хозяйств происходило везде, но именно в Сибири из-за суровых условий жизни оно было смерти подобно. В 1931 году зажиточных крестьян пачками высылали на север. Многие гибли от голода и болезней, не доезжая до места. Зачастую именно в Сибири Ваньки и Петьки, которые были лодырями, как только пришла советская власть, надевали фуражки с красной звёздочкой, карабин за плечи - и ну кулаков кулачить! Творилось беззаконие. И особенно остро это чувствовалось в глубинке. До бога высоко, до царя далеко. По маркерологу Минусинского музея им. Мартьянова, только по Сибири было уничтожено порядка 200 тыс. кулаков. Но я ни за белых, ни за красных, ни за кулаков. Я представляю жизнь человеческую такой, какая она есть по рассказам людей.

- Недавно в Красноярске произошёл позорный случай, когда жители многоэтажки не хотели, чтобы у них на первом этаже размешался центр для детей-инвалидов. Скандал вышел на всю Россию. Вы сталкивались с неприязненным отношением к себе?

- Мне повезло: несмотря на то что ноги не двигаются, мне легко шагать с помощью своих помощников. Но большинство инвалидов у нас просто не замечают. В единичных случаях пандусы установят - это максимум, что у нас делают для инвалидов. Наверняка у людей из этого дома в семье нет инвалидов. А вот если бы сели в коляску, совершенно по-другому бы заговорили. Мне же до сих пор попадались потрясающие люди. На улице подъезжаю к магазину, где нет пандуса, прошу посторонних купить мне что-нибудь - ещё ни разу никто не отказал, честное слово.

- Не случись трагедии, вы бы наверняка не стали писателем. Если бы вам представилась возможность прожить жизнь заново, вы бы постарались её изменить?

- Я думал об этом. Нет. Я уже 19 лет в коляске и другой жизни не хочу. Многие говорят, что мне бог помог, посадил на коляску, чтобы я наконец-то начал писать. И я верю, что всё это не случайно. Мои книги читают в двенадцати странах мира. Заказывают у меня через Интернет, и я лично отправляю их почтой пачками. Больше всего в Германию, там много русских, видимо, тоска по родине сказывается. Много заказывают и из Америки и Финляндии. И я рад, что наши сибирские охотники, староверы, золотопромышленники, путешественники интересны во всём мире.