Филипп Барон десять лет занимался наукой в США. Условия жизни, оплата труда по сравнению с российской действительностью просто фантастические. Тем не менее он вернулся на Родину - в Сибирь.
Парадокс, но сначала учёного не брали на работу: диплом Калифорнийского университета чиновники не признавали. И только обращение к президенту Медведеву позволило ему, а потом и другим специалистам, получившим образование в лучших университетах мира, работать в России.
«Тяжёлая» голова
«АиФ на Енисее», Надежда Филатова: - Филипп, в вашей семье практически каждый - учёный, академик, доктор наук. Каково было расти в такой компании?
- А когда вы поняли, что будете заниматься наукой?
- Я не отрицаю возможность того, что в будущем буду заниматься политикой. Но так сложилось, что Красноярск всегда был городом высокообразованных людей. Дедушка, кстати, приложил к этому свою руку. Они вместе с Леонидом Киренским организовали институт физики, способствовали открытию Красноярского государственного университета. Отец дедушки Исай Исакович Гительзон был основателем школы дерматологии. Они с коллегами лечили красноярцев от венерических заболеваний, которые были бедой того времени. Так что я с рождения оказался в среде высокообразованных людей. Помню, в детстве отец жаловался, что устаёт отвечать на мои вопросы, потому что я задавал их очень много. Так, к первому классу я был довольно информированным мальчиком, и все сделали вывод - Филипп умный. Это была моя карма. Когда пытался заниматься спортом, тренер по лёгкой атлетике говорила: «Филипп, ты бы стал хорошим спортсменом, если бы у тебя не была такая тяжёлая голова».
Нет денег - нет открытий
- Вы несколько лет жили и работали в США. Каким ветром занесло за океан?
Прежде чем построить город Ирвайн, его полностью спроектировали. Поэтому там официально разрешённая скорость движения на дорогах - 100-110 км/час. Улицы широкие, всюду велосипедные дорожки, преступности нет вообще, океан самый тёплый. И что меня всегда поражало, из выхлопных труб машин там не шёл дым. Выяснилось, что требования по экологии настолько жёсткие, что все водители обязаны иметь каталитические конвекторы, которые полностью очищают выхлопы.
- Не стану спрашивать, где лучше заниматься наукой - там или здесь, в Сибири. Скажите, в чём разница?
- Мне кажется, что мой опыт в науке здесь, в России, ещё недостаточен, чтобы сравнивать. Но, например, годовой бюджет профессора, у которого я писал диссертацию, - 2 млн долларов. Главным критерием рейтинга университетов США является количество денег, которые он потратил на свои исследования, а не число научных работ. И по этому рейтингу Гарвард первый - его состояние оценивается в 25 млрд долларов.
После окончания университета меня звали работать в компанию «Интел». Их годовая прибыль от продаж на тот момент составляла 30 млрд долларов. Чистой прибыли - 5 млрд долларов. И почти все эти деньги расходовали на исследования, чтобы быть впереди других. Даже в кризис они не сбавляли финансирование науки, потому что понимали - это единственный шанс оставаться лидерами. Как только прекращают исследования, они тут же отстают. Так что имея рынок в 30 млрд долларов, ты сделаешь всё, чтобы его не потерять. Если исследовательская деятельность - это тот конь, который тебя везёт, ты будешь его кормить.
Мы пока далеки от этого. У нас непросто даже рискнуть и что-то сделать. Вдруг не получится, как будем отчитываться? Здесь работают устремлённые к научным открытиям люди. Но я вижу кучу бюрократических проблем, которые сводят все усилия если не к нулю, то к очень низким показателям. Например, хотим мы установить не металлические, а пластиковые краны, чтобы была чистая вода. Чтобы их купить, нужно пройти процедуру госзакупок. Это занимает огромное количество времени. И так каждая пробирка, пинцет, колба, коих тысячи в нашей отрасли. В таких условиях сделать прорыв в экспериментальной физике невозможно. Легче в теоритической физике. Там нужен только компьютер, карандаш и бумага. Поэтому традиционно Россия славится теоретиками. И если нужен хороший учёный-теоретик, первая мысль, которая возникает за рубежом, - взять его из России.
Россия - мой дом
- И тем не менее вы вернулись в Россию. Почему?
- Потому что Россия - мой дом. А знания, которые я получил в Америке, не смогли сделать ту страну моим домом.
- Значит, правду говорят, что вы очень русский?
- Если смотреть по моим генам - я русский на треть. На треть еврей, на треть украинец. А по повадкам… Да, я играю на баяне, я считаю, что «Нива» - самый лучший автомобиль из всех тех джипов, что у меня были. Я уверен, что шапка-ушанка самая тёплая, а жизнь в лесу - это самый здоровый стиль жизни, потому что тебе некогда болеть. Это я испытал на себе, прожив два года на даче после возвращения из Калифорнии. А моя дочь, которая живёт в США, но часто приезжает в Красноярск, уже никогда не скажет, что Америка - самое лучшее место на Земле.
- Чем сейчас занимаетесь?
- К сожалению, мне пришлось уйти из школы, где я преподавал детям физику, математику и экономику, потому что времени и сил на три работы не хватает. Сейчас, по вечерам, работаю в институте физики научным сотрудником. А днём на заводе радиосвязи. Я заместитель главного технолога. Хочу создать первую в Красноярске нанолабораторию, в которой наши учёные смогут реализовать свои проекты. Мы очень много слышим про нанотехнологии. Только всё звучит абстрактно: Чубайс, Сколково - и всё это где-то далеко. Напоминает анекдот о том, что воду в бассейн нальют только после того, как вы научитесь плавать. Нужно иметь доступ к оборудованию, которое способно производить такие маленькие приборы. Дальше люди смогут не только рассчитать какой-то воображаемый маленький прибор, но и реально его сделать. А когда наберётся достаточное количество таких работ, тогда какая-то из них сможет сделать вклад в экономику.
Кстати, мои бывшие коллеги по работе в Америке с энтузиазмом относятся к этой моей затее и говорят, что хотели бы приехать и поработать здесь.