В 1976 году Любовь Кочнева получила первую запись в трудовой книжке: «Принята на работу корреспондентом краевого радио». Жизнь распорядилась так, что другого места работы она никогда больше не искала. Радио оказалось любовью всей её жизни.
8 сентября журналисты будут отмечать Международный день солидарности. Учредители праздника основали его, чтобы наши коллеги «могли ощутить своё единение и солидарность». Об эволюции региональных СМИ, о свободе слова и взаимоотношениях с властью с корреспондентом «АиФ-Красноярск» поговорил ветеран краевой журналистики.
Чувствовать звуки
Любовь Кочнева: - Когда мы с мужем приехали из Иркутска, то не планировали оставаться здесь надолго. Просто на тот момент в Красноярске активно строили жильё, а в Иркутске это была проблема. А потом пришло и чувство к большому городу на Енисее, к гигантскому краю с его кипящей жизнью: стройки, плотины, турбины! И Иркутск показался таким провинциальным, такой тихой гаванью, что вопрос о возвращении больше не вставал.
Михаил Маркович, корреспондент «АиФ-Красноярск»: Любовь Харлампьевна, вы видели, как менялась журналистика в течение последних 40 лет. Воспитаны советской школой журналистики, потом встретились с перестроечной. Ей на смену пришла постперестроечная и, наконец, современная, которая имеет свои отличия. Что вам ближе?
- Вы знаете, скорее менялись мы, а не журналистика! Ведь что такое наша профессия? Род деятельности, довольно бессменный, - писать о людях, созидателях. Здесь важнее, какие перемены происходят в самом журналисте. Я часто предвижу вопрос: не скучно ли мне 40 лет на одном месте? В связи с этим я вспоминаю актёров, служащих в одном театре, скульпторов, не покидающих мастерскую, художников. Я не тот мастер, который 40 лет вытачивает ежедневно одни и те же детали. У журналиста жизнь, как река. 40 лет на одном месте - и ни одного совпадения. Меняются ветер, небо, вода, закаты и восходы. Так и мы. Журналисты - соучастники всех процессов, которые происходят вокруг них. Закоснеть нам не позволяет сама работа. Поэтому важно замечать, что происходит вокруг, и отражать это. Для журналиста нет «моего» и «не моего» времени. Как сказал классик: «Время мы не выбираем, в нем живем и умираем». Поэтому мне всегда было интересно.
- Чему учили на радио в советское время?
- Мне повезло попасть в коллектив журналистов-профессионалов. Мой первый шеф, руководитель молодёжной редакции Николай Яшин, научил меня чувствовать и улавливать звук. Жизнь тогда кипела, наши репортажи были наполнены звуками. А Яшин учил нас во главу угла ставить человека. Таких людей мы и ищем в крае до сих пор - наполненных радостью жизни. В перестроечное время было трудно, но были светлые люди, которые верили, что завтра будет лучше. Находили счастье в себе, в детях, да даже в огороде. И потому я не отказываюсь от советской школы журналистики, поскольку уверена: её ещё никто не превзошёл. Талантливый человек в то время мог пробиться наверх. Доказательством этому служит творчество и Распутина, и Астафьева, и Юрия Бондарева. А потом наступило перестроечное время...
- Многие предпочитают называть его переломным…
- Тогда на радио люди приходили штучные! У каждого было чему поучиться. И мы смогли не увлечься, когда открылись информационные шлюзы. Когда свобода слова граничила со вседозволенностью. А у нас были рамки государственного радио. Очень многие начали охоту за жареными фактами. А мы сохраняли высокие требования к русскому языку и произношению. Я помню, как ко мне подошли с предложением написать сценарий 20-минутного фильма, но с условием: ровно посредине должна быть смерть одного героя. Я отказалась. И уверена до сего дня: на чернухе рейтинг не сделаешь.
Мы предпочли сделать технологический прорыв и вышли в прямой эфир. В редакции старшее поколение ворчало страшно. Ведь они привыкли к печати на микрофонной папке, в которой каждое слово заверено. Жизнь показала, что правы мы, и уже наших «стариков» было не вытащить из студии, оттянуть от микрофона. Потом появилась конкуренция, в эфире оказалось много радиостанций. Мы не испугались. И остались жить в своём формате, исповедуя свои принципы. Кстати, за это мне нравится «АиФ», который принципиально не бросает практику отвечать на самые острые вопросы читателей.
Звонок от Крупской
- Вы как-то говорили, что появление радио в Красноярске связано с какой-то туманной историей, и его могло не быть?
- В начале XX века Красноярск и Барнаул были конкурентами и боролись за право первыми открыть официальную радиостанцию. Клуб радиолюбителей Красноярска возглавлял слесарь Виталий Вяткин. И когда в 1927 году встал вопрос, где открывать радиостанцию, этот Вяткин уехал в Москву. И пробился до Надежды Константиновны Крупской. И напомнил ей о, может быть, самом лучшем времени её молодости, когда она была в ссылке в Шушенском вместе с Лениным. И та оказала содействие. Так мы опередили Барнаул. И когда мы запустили проект «Радио моей жизни», посыпались такие человеческие отклики! Помню, в Дзержинском женщина рассказала, как в шестилетнем возрасте они с подружкой разобрали радиоприёмник, чтобы увидеть маленьких человечков, которые из него говорили… Понятно, что девчонкам влетело по первое число, а на той встрече женщина попросила разрешения подняться на сцену, чтобы наконец-то потрогать живых радиочеловечков. Это была мечта всей её жизни.
- Я от губернаторов была далеко. А с теплотой вспоминаю Александра Хлопонина. До сих пор помню, как по его приказу собрали лучших корреспондентов края, посадили в самолёт и отправили в Дагомыс на журналистский форум. Туда же полетел и ансамбль танца Сибири. Тогда Красноярский край доминировал и на сцене, и на дискуссионных площадках. Майки с надписью «Красноярский край» были всюду. А сделал это Хлопонин. И он не отбирал корреспондентов-любимчиков. Очень много в самолёте было авторов, которые власть критиковали. А указующего перста от власти я никогда не видела. Хотя помню издержки нашей жизни, когда здесь по коридорам ходил Паша Цветомузыка, а приглашённая звезда обращалась к нему исключительно «наш местный Робин Гуд». Это печально, но это издержки. Впрочем, отрицательный опыт не менее полезен.
Край соблюдает этику
- А вы не обращали внимания, как быстро сегодня гаснет молодая поросль журналистов? Отработав два-три года, они потухают. События для них сливаются в единую картину года?
- Погасшие глаза меня страшно волнуют. Почему? Чего им не хватает - социума? Общественной жилки? Ведь нас неравнодушными заставляет быть сама профессия. Как же раскисать? К нам приходят ребята на практику, и их очень трудно заставить искать новости. Для них поиск - это забег по пресс-релизам в почте. Но это не новости! Они не умеют общаться с людьми. Выйти с опросом на улицу для них проблема. Да у меня такое чувство, что молодые журналисты сегодня не смогут в гостиницу устроиться, до того они не социализированы.
- Когда есть хорошая идея, то и к солидарности взывать не приходится. И радует, что краевые СМИ соблюдают этику и не поливают коллег.
Свобода слова есть. У истоков изобретения радио стоял красноярец 
Художник Бильджо рассказал по радио о наркобаронах Красноярска 
Железногорские журналисты выступили против закрытия городского радио 
Радиостанция в Шарыпове в течение суток транслировала только рекламу