Варвара Пенькова, в девичестве Марфенко, родилась в 1922 году на Украине, в селе Чеботовка Станично-Луганского района. Бабушка Аграфена и дед Арсений считали себя донскими казаками и жили на хуторе. У них в доме прошло беззаботное и короткое варино детство. Но, когда началась война, жизнь перевернулась… «АиФ-Красноярск» рассказывает о судьбе украинки, заброшенной в Сибирь.
Варино детство
Окончив семилетку, Варя отправилась в Ворошиловград. В семье было много железнодорожников, она хотела продолжить династию. Но на паровозостроительный завод её не приняли из-за возраста. Думала отложить мечту на время, оказалось, что навсегда.

После курсов счетоводов Варвара успела несколько лет поработать на фабрике. «А потом началась война, и жизнь наша кончилась, - вспоминала Варвара Поликарповна. - О начале войны объявили в воскресенье, а уже в среду Ворошиловград начали бомбить. Стали поднимать ополчение, отправлять ребят на фронт. Девчонки из ополчения таскали песок на крыши, заклеивали окна, дежурили на улицах. Я тоже была в ополчении».
В августе 1941 года Варваре пришла повестка рыть противотанковые окопы. Трудовую армию собрали на вокзале, посадили в грузовые вагоны без крыш и повезли в Запорожье. «Бомбёжки шли постоянно. Окопы рыли только ночью, в полной темноте. Костры жечь нельзя. Жили в землянках, скирдах соломы, каких-то сараях. В ноябре немцы прорвали фронт, и вместе с армией отступали и мы. Это была страшная картина: люди уходили пешком, тащили с собой домашний скарб, гнали скот. Вместе с гражданскими шли военные. Беспрерывные бомбёжки, обстрелы. На переправах вода была красной от крови».
Во время одной из таких бомбёжек Варвару с подругой сбило с ног, и они свалились в воронку. Варвара упала вниз головой, и это её спасло. Осколок попал в ногу, до конца жизни там сидел. Когда бомбёжка стихла, кинулась к подруге, но та была уже мертва. «В отчаянии побрела назад, в Ворошиловград. Город был в руинах и дыму. Заводы эвакуировали. Пошла к родным, в Чеботовку. Отец был на фронте, мама - на оборонительных работах, дома оставалась только бабушка. Она и стала лечить мою ногу, чем могла».
Холодный фронт
Варвара оправилась. Через некоторое время её вместе с другими молодыми девчонками мобилизовали в химчасть. В июне 42-го немцы опять прорвали фронт. Снова начались бесконечные бомбёжки. Однажды ночью к девчонкам прибежала начальница, сказала, что подали вагоны, надо срочно грузиться. Но было уже поздно. В Ворошиловград вошли немецкие танки, эшелон разбомбили, многие были ранены и убиты. Варвара выжила, но оказалась на оккупированной территории. Через неделю вернулась к бабушке.

В Чеботовке уже была немецкая власть: комендант, переводчик, староста. Жителям запретили покидать посёлок, ввели комендантский час. Переводчиком служил местный немец. Люди говорили, что он разведчик и якобы передавал коменданту неточные сведения. В районе возникли партизанские отряды. Самый известный из них - воспетый в романе «Молодая гвардия» отряд Олега Кошевого. «Мы были одного возраста, и я многих знала».
В Чеботовке девчата и парни вечерами собирались у кого-нибудь дома, закрывали ставни и тайком слушали радио, пытаясь среди треска эфира выловить сводки с фронта. «Тоже партизанили. Мы, девчонки, устраивали танцы для немцев, а парни в это время взрывали дороги и мосты».
А зимой 1942-1943 гг. уже немцы приготовились отступать. Выгоняли хозяев из хат, забирали одежду и закутывались в женские юбки и платья, пихали под одежду солому, чтобы было теплее. И всё-таки сражались с остервенением. Местные жители прятались по погребам. Немцы находили подвалы, открывали и расстреливали сидящих там людей.
Зачистка и аресты
Немецкие войска ушли. Всё было разрушено, сожжено, залито кровью. Над деревней стояла непривычная тишина. Через три дня пришли в деревню отряды - НКВД, НГБУ, особые отделы. Началась чистка среди населения. Арестовали и 19-летнюю Варвару Пенькову, которую обвинили в измене Родине. Следователь вызвал её на допрос часов в 10 вечера и приказал ждать, пока освободится. «Сижу напротив, а он всё пишет и пишет. Мне спать хочется невыносимо, глаза сами закрываются. Тогда он подойдёт, как даст в одно ухо, потом в другое».
Следствие длилось семь месяцев. С началом весны часть заключённых перевели на улицу. Ночью допрашивали, а днём сажали в холодную сырую яму. Среди арестантов началась эпидемия тифа. Но Варвара заболела воспалением лёгких. Когда состояние стало тяжёлым, девушку перевели в военный госпиталь, и она снова выжила. «Повели на суд. Судили военным трибуналом в Ворошиловграде. Слышу, как зачитывают высшую меру наказания - расстрел. Потеряла сознание. Очнулась в камере смертников. На расстрел всегда вызывали вечером. Но в первый вечер меня не вызвали, и во второй тоже. Ночью вижу сон: стою на площади в городе, а кругом цветут красные маки. Красиво, описать невозможно. Проснулась, рассказала девчонкам, а они говорят: «Это хорошо».
Оказалось, к хорошему маки приснились. Все знали: если вызывают без вещей - на расстрел. А если с вещами - возможен пересмотр дела. На следующий день поздно вечером двери распахнулись, и Варвару вызвали - с вещами. Новый приговор - 10 лет лагерей.
326-я колонна
Подогнали «телячьи» вагоны, погрузили арестантов и отправили в путь. Железная печка, параша да окошко с решёткой - обстановка на целый месяц. Кормили сухарями, сушёной рыбой и горохом. «Наешься рыбы, пить хочется. Орём: «Воды!» Если охранник - хороший человек, даст напиться, а другой скажет: заткнитесь, а то так дам, мало не покажется. Но тогда у нас не умирали, крепкие, молодые были. Умирать начали в лагере».
Поезд прибыл в Комсомольск-на-Амуре. «Кругом тайга и столбик с табличкой: «326-я колонна». Стали строить себе жильё. Построили бараки, начали строить железную дорогу». Время ещё военное, а стройка признана особо важной. Строителей неплохо кормили, им доставались продукты из Канады. Нам, чтобы получить 1,2 кг хлеба, нужно было выдать две нормы. Киркой да лопатой женщины рыли колодцы в скале, каждый по 10 метров в глубину. В вырытый колодец засыпали взрывчатку и взрывали породу.
Ещё один случай мне запомнился из лагерной жизни. Мне оставалось лет пять, я жила в бараке для малосрочников. А был ещё барак за колючей проволокой, в котором жили те, у кого срок 25 лет. Среди прочих была там дочь белого генерала Семёнова, сбежавшего в Японию. Потом его взяли, расстреляли всю семью. А дочери не было 18, поэтому её на 25 лет отправили в лагерь. Приведут всех на работу, а её одну охранники выведут и поставят на муравейник голыми ногами. Муравьи кусают, кровь по ногам течёт. Мы взбунтовались. «Работать не будем, пока не прекратите над ней издеваться». Началось разбирательство, вызвали начальство. И девушку увезли куда-то».
Первые шаги на свободе
Когда Варвара освободилась, вернуться на Украину ей не позволили. Опять ссылка и новая жизнь в Сибири. Последние годы отбывала в Иркутской области. Именно там она сделала первые шаги в качестве свободного человека.
На руках у вчерашней арестантки уже был полуторагодовалый сынишка, который родился за колючей проволокой. «Когда мы освобождались, приехал человек и отобрал нескольких мужчин и женщин в леспромхоз в Красноярский край. Вместе с мужем мы оказались в этой партии и попали в посёлок Бозово в декабре 1952 года. В Сибири поженились и прожили вместе 24 года».
Казалось бы, всё потеряно, стёрто в прах и развеяно по ветру. Но по кирпичику молодые построили новую жизнь, и она была счастливой. Хоть и жили в посёлках для ссыльных и были лишены права голосовать, да и многих других. Зато вырастили хороших детей - сына и дочь.
«Когда вышел указ Горбачёва, стали снимать некоторые политические статьи. Моя самая страшная - «измена Родине» - под указ не попала. Подумала, что это несправедливо. И написала председателю Верховного Совета Хасбулатову. Получилось 18 листов - вся моя жизнь». Целый год длилось разбирательство. Следователи приезжали, допрашивали. Наконец 14 августа 1990 года в больницу к Варваре Поликарповне приехали двое военных со старым, пожелтевшим делом. «Сказали, что буду реабилитирована. Но жизнь-то прошла, её не вернёшь. Выплатили компенсацию, приравняли к участникам войны. Из фонда Солженицина дважды в год получаю по 2 тыс. рублей. Могла бы ехать на родину, но здесь у меня дети и внуки, а там - никого».
Семейные истории. Зная судьбы своих предков, мы становимся сильнее
Вы видели, как плачут лошади?
«Не дай бог снова война!» Как молитву повторяют эти слова про себя ветераны
Пожалеть врага. Участник сталинградской битвы о жестокости и милосердии
Бомбы летят - не бойся! Дочь расстрелянного политрука - о жизни в оккупации