Всё в театре про любовь. Так считает режиссёр Анастасия Касаткина

Среди театральных профессий именно режиссёра называют властителем дум. Его редко видит зритель, но в каждом спектакле чувствуется его почерк. О том, легко ли быть режиссёром и какие пути проходят те, кто редко появляется на сцене, но много работает с артистами, мы поговорили с главным режиссёром Железногорского театра оперетты Анастасией Касаткиной.

Для детей – недетское

Елена Бухтоярова, корреспондент krsk.aif.ru: Анастасия, у вас интересная история. «Бал-маскарад», «Свадьба Фигаро», множество концертов, детские спектакли в Красноярском театре оперы и балета – и вдруг вы в театре Железногорска. Обычно из провинции в столицу стремятся, а вы наоборот.

Анастасией Касаткиной: В театре оперы и балета служу до сих пор. А в Железногорск меня пригласили в 2022 году на постановку спектакля «Мама». Он понравился, последовало ещё несколько театральных работ. Поступило предложение стать главным режиссёром. Честно, не вижу разницы между провинцией и столицей края. Есть разница между оперным театром и музыкальным. В первом главное – вокал и музыка. У артистов оперетты более подвижны внутренняя органика и психофизика. Правда, сейчас и в оперном многое меняется: артист становится более универсальным.

– Есть ли принципиальная разница, когда вы ставите детский спектакль и взрослый?

– Детские спектакли никогда не ставлю как детские. Там тоже должна быть жизнь. Например, в спектакле «Мама» Волк – сирота. Поэтому он не социализирован, его не научили общаться. И когда в финале Коза понимает это, рождается песня «Мама – первое слово». Потому что мама для каждого – основа, жизнеспособность.

Всё, что происходит с животными на сцене, – человеческие истории, ситуации. И дети, смотря спектакль, должны не возненавидеть Волка, а понять, почему он стал плохим. Любовь или недостаток любви формируют счастливую или несчастную жизнь.

«Приедем с Мироновым». Башмет поделился впечатлением о публике в Сибири Подробнее

А Гудвин – глаз

– Когда вы привезли «Волшебника Изумрудного города», мне пришлось своего 11-летнего сына уговаривать идти на спектакль. «Будет скучно», – сказал он. Просто в своё время ему очень понравилась книга, и он посчитал, что спектакль не может быть лучше или таким же интересным, как книга.

– Если говорить про этот спектакль – это мюзикл. Режиссёр – уже второй, а то и третий автор произведения. Сначала книга. По ней композитор сочиняет своё произведение, и оно отличается от книги: смещаются акценты. Режиссёр берёт музыкальный материал, историю, и получается третье произведение, рождается новое прочтение всем известной истории. Проверим, каким оно вышло, по вашему сыну.

– Современные дети отличаются от нас с вами, выросших в советское время. Не в обиду им, но мы могли фокусировать внимание. Как его удержать у тех, кто привык к мгновенной смене картинки?

– Мюзикл априори более динамичная история, нежели рассказ. В «Изумрудном городе» мы зашли на территорию кукольного театра: я придумала перчаточных ворон, как в кукольном театре, которые моментально разлетаются или слетаются и клюют Страшилу. В сцене Гудвина использованы приёмы пантомимы: мы не стали одевать его в разных существ, как в книжке – сделали летающий глаз, а вокруг него много-много рук, и из этих ладоней выстраиваются разные образы.

 Срежиссировала ГИТИС

– Анастасия, вы так эмоционально рассказываете обо всём! Понимаю, что для вас театр – это не просто место работы.

– Это моя жизнь. В десять лет я осознала, что хотела бы заниматься театром. Тогда я ещё не знала, что есть театральные профессии. Но понимала, что мне нравится играть. В «Золушке» дома играла всех героев сразу. Затем подружки играли, а я режиссировала. Когда узнала, что на артистов учат, другого пути для себя не видела. Выучилась на артистку. Но мне сразу говорили: «У вас режиссёрские мозги».

Параллельно с актёрской деятельностью я начала преподавать и успешно режиссировать. Именно тогда, заметив, что меня тянет больше репетировать со студентами, чем играть на сцене, стала всерьёз задумываться о том, чтобы уйти в режиссёры. К 30 годам сменила профессию. И оказалась в Красноярске.

Вернуть зрителю его историю. Как работает театр импровизации? Подробнее

– И, уже работая здесь, вы окончили крупнейший театральный вуз страны – ГИТИС. Для многих учеба в нём – мечта. Расскажите, кто на вас оказал особое влияние?

– ГИТИС расширил моё мышление, у меня стало более объёмное видение картины мира. Обучение в ГИТИСе можно сравнить с полётом птицы. Птица взлетает, смотрит сверху на то, как устроен город, затем спускается на землю, ходит по улочкам, смотрит направо, налево, снова взлетает. Я благодарна всем преподавателям, но особая благодарность Марии Носовой, педагогу по анализу музыкальной драматургии. Она заложила в меня основы режиссуры музыкального театра.

Импровизация от Хабенского

– Вернусь к вашему сравнению с улочками. Сегодняшняя ситуация в мире, по сути, всех нас по улочкам развела. Нет той возможности колесить по миру, расширять кругозор. На ваше творчество это повлияло?

– Это не может не повлиять. Люди, которые занимаются творчеством, так или иначе отражают действительность, порой неосознанно. Мы в этом живём. Хотя мне ближе мысль Лотмана о том, что «искусство не столько отражает жизнь, сколько формирует её». Я за созидание. Не говорить: вот посмотрите, как мы живём. А нести мысль: посмотрите, как мы можем жить. В человеке больше потенциала на добро, на любовь. 

– Добро и любовь своим творчеством, своей деятельностью несёт один из ярких представителей театра и кино Константин Хабенский. Вам удалось встретиться с ним и на съёмочной площадке, и в жизни. Чему на­учились у него?

– Первая встреча произошла в фильме «Географ глобус пропил». У меня там эпизодическая роль – контролёра в электричке. Работала я и в пермской студии эстетического развития Хабенского. Константин Юрьевич регулярно приезжал, смотрел, как мы работаем с детьми, направлял нас.

Именно благодаря работе в его школе я пришла к выводу, что все спектакли надо ставить путём импровизации. Когда не надеваешь роли на артистов, как одежду, а лепишь из них, вместе с ними. Идёшь от артиста, его органики и особенностей. Тогда же мне стало понятно, что в нас, в людях, есть все качества. Просто какими-то мы пользуемся, а какие-то – в зачатке.

Нельзя сказать, что в ком-то нет зависти. Завидуют все. Просто все по-разному с этой завистью поступают. Кто-то ею захлёбывается, а кто-то перенаправляет её и делает себя лучше. Вот за этот импровизационный опыт я и благодарна Константину Хабенскому.