Когда говорят о «Скорой помощи», срабатывает стереотип: медики равнодушны, грубы и их «вечно не до.ждёшься». Но если речь идёт о нашем здоровье или, не дай бог, о жизни, мы незамедлительно набираем 03 и нам неважно, кто находится по ту сторону телефонной трубки.
Корреспондент «АиФ на Енисее» решил на себе испытать, как это — работать на «скорой». 15 часов, проведённых с медиками, показались сумасшедшей неделей.
Сердце «скорой»
На первом этаже оперативного отдела красноярской «скорой» работа
кипит день и ночь. Шесть операторов не успевают класть трубку, как телефон снова начинает трезвонить. В обычные сутки фиксируется около 1 500 вызовов, а во время эпидемий — до 2 500.
Все звонки
распределяются между операторами направлений: правый берег, левый и оператор, работающий со спецбригадами. Они держат связь с шестью подстанциями и 97 бригадами «скорой».
— 62-я свободна,.. 85-я на месте,.. 78-я — едем во второй роддом, — отчитываются бригады.
— Ребенка
с отравлением уксусосодержащей жидкостью не берут в 20-ю, у него прописка в Зеленогорске. Едем в краевую.
— Это далеко, оставляйте там.
— Да не берут они…
Вопрос пришлось решать старшему врачу на уровне горздрава.
— Везите обратно в 20-ю, распоряжение Бархатовой.
Каждый день «скорая» вместе с пациентами становится заложником несогласованности между собой больниц городского и краевого здравоохранения. Где оставлять больного, порой приходится решать самостоятельно, за что потом получают нагоняй от начальства.
«Человеку плохо. Приезжайте»
Первый «мой» вызов — к 19-летнему больному с отравлением. Еду на оптовую базу Советского района с фельдшерской бригадой — водитель и один фельдшер.
— Вообще-то нас должно быть двое, но персонала не хватает, на простые вызовы ездим по одному. Справляемся, — говорит Наталья ЛОПАТИНА, медсестра с 24-летним стажем.
Парня забираем прямо из офиса — понос, тошнота и рвота… Везём в инфекционную, дороги, до этого казавшиеся более или менее сносными, в «скорой» чувствуются совершенно разбитыми. «Моего» пациента снова рвёт, то ли от болезни, то ли от дорожной тряски. В больнице парнишку принимают с подозрением на кишечную инфекцию, пробудет здесь не меньше десяти дней. А мы дальше — «на базу». В машине
фельдшер разговорилась…
— Сейчас звонков в три раза больше, чем лет 10 назад, чаще приходится выезжать по пустякам — кошка укусила и даже рыбка или к молодым гламурным пацанам с головной болью — перенервничали, видите ли. Знали бы они, как мучаются безнадёжные онкологические, не ныли бы… Вот кого по-настоящему жалко, а помочь не знаешь чем, обезболивающие на них уже не действуют, поговоришь, успокоишь их и родных и уезжаешь, — делится Наталья.
Второй фельдшер Наталья, с которой мы ехали уже на другой вызов, продолжает мысль своей коллеги.
— Когда едешь туда, где действительно от нас зависят здоровье и даже жизнь, понимаешь, что день прошёл не зря.
В этой бригаде кроме неё есть доктор, поэтому выезжают они на более серьёзные вызовы. Поступило сообщение — во дворе дома мужчине стало плохо. На Взлётке нас встречают две встревоженные женщины.
— Он там, под деревом, стонет, на животе шов заклеен, зеленка…
Доктор прощупывает пульс, смотрит зрачки, задирает кофту — действительно рана с левой стороны живота и швы ещё не сняты. Мужчина стонет и открывает глаза…
— Говорить можете?
В ответ лишь мычание.
— В больницу его.
Доктор вместе с водителем загружает его в машину. Едем в БСМП.
— Внешне похоже на инсульт, но когда он пошевелил рукой и ногой, понял — старичок просто перебрал, — поясняет мне врач Сергей ФАНДЮХИН. — Чувствуете запах?
— А шрам? — спрашиваю я.
— Опухоли внутренних органов нет, может, ножевое, поверхностное, — предполагает он.
Наташа приложила нашатыря, «клиент» стал оживать — зачмокал беззубым ртом, забегали зрачки.
— Как зовут?
— Кооооля…
— Николай, как фамилия?
— Не скаааажу…
А вот в токсикологическом отделении БСМП Колину фамилию знают хорошо.
— Это ж Криволуцкий! Он только сегодня от нас сбежал, нормальный был! Как же он нам надоел, каждую неделю здесь, не возите его больше.
За спасибо
В «моё» дежурство так и не удалось увидеть того, что ищут журналисты — драки, автокатастрофы, смерть… Однако, судя по сводкам, серьёзных вызовов было достаточно: самоубийцы, преждевременные роды на улице, поножовщина в баре, пожар в доме, дорожные происшествия со смертями… Туда в первую очередь едут реанимационные бригады. Они как выехали с утра, так до позднего вечера на базу не возвращались. Мне досталась обычная текущая работа, «лечить» — сердце, запор, нервный срыв, раны, ссадины, температуру, давление…
— А ведь наша работа на 80% именно такая, — говорит Сергей СКРИПКИН, главный врач «Скорой помощи». — В трети случаев без нас можно было прекрасно обойтись, просто пойти в поликлинику. Но люди
не хотят туда ходить из-за больших очередей, а мы приехать на вызов обязаны…
«Скорую помощь» мы ждём с нетерпением, порой раздражаясь, что приехала не так быстро, как хотелось бы, но уступать дорогу до сих пор научились не все водители. Что уж говорить об элементарном человеческом спасибо, которое врачи и фельдшеры слышат довольно редко. Это для них, конечно, не прибавка к их нищенской зарплате, но зато показатель того, что они действительно нужны.