В начале 50-х годов по всей стране комсомольцев звали ехать на стройки Сибири и Дальнего Востока. Целыми эшелонами везли сюда молодёжь. В 1956 году в «секретный» Железногорск приехали более двух тысяч добровольцев. 948 из них - по комсомольским путёвкам. Среди них была и Фаина Александрова. Её судьба забросила из Москвы в закрытый сибирский город, которого тогда не было карте.
Расплакавшаяся девушка
После окончания школы я устроилась на работу, на знаменитую «Трёхгорную мануфактуру». Каждый день по радио и со страниц газет нас звали откликнуться на призыв комсомола и отправиться на стройки Сибири и Дальнего Востока. И однажды на обеденном перерыве я предложила своим подружкам: поехали! Все согласились. На следующий день на фабрике прошёл митинг в нашу честь, было много красивых речей. Предоставили слово и мне, но эмоции не дали говорить, и я просто расплакалась. На митинге был репортёр центрального радио. Он долго бегал в толпе, кричал: «Где расплакавшаяся девушка?» И всё-таки отыскал меня, усадил в машину, увёз в радиокомитет на Пушкинскую площадь. Там он написал текст речи, я его прочитала под запись и, похоже, понравилась работникам студии. На следующий день в 7 часов вечера, сидя на кухне вместе с родителями, слушала себя по центральному радио. Кстати, это знакомство с радийщиками имело неожиданное продолжение. Где-то через полгода, когда я с голодными соседками по комнате сидела в общежитии Железногорска, почта доставила перевод 300 рублей. Оказывается, их собрали на радио для меня и отправили на московский адрес, а родители переслали уже мне. На эти деньги мы купили в комнату плиту и первую кастрюлю.
С комсомольской путёвкой «На стройки Сибири и Дальнего Востока. Пункт назначения п/я № 9» я оказалась в поезде Москва - Красноярск. Набилось нас туда, комсомольцев, тогда 400 человек. Ехали весело, правда, многие слабо себе представляли, куда именно едут. У одного парня в нашем вагоне из тёплых вещей была только фетровая шляпа.
Веселая жизнь в «Бомбее»
В Красноярск прибыли 12 июня. Здесь в первый раз увидели полковника Андреева, начальника стройки и будущего руководителя города Бориса Гедройца. После короткого митинга запрыгнули в автобусы. Красноярск большого впечатления не произвёл - сараи да бараки. Выехали к Енисею, а тогда ни одного капитального моста через него не было. Пришлось переправляться по понтонному. Страха натерпелись! Понтон под тяжестью автобуса проседает, а передний и задний края, наоборот, приподнимаются, всё это колышется. Вода через понтон переливается. Но добрались до правого берега и поехали дальше. Лес. Поля. Опять лес. На развилке часть автобусов отвернула вправо. Так шофёры решили судьбу части нашего десанта - им суждено было стать жителями Подгорного и работниками химзавода. Миновали КПП. Въехали в город, который, скорее, был огромной стройплощадкой.
Первым общежитием нам служил многоквартирный дом, а не какой-нибудь барак. Мы его окрестили «Бомбеем». В каждую комнату заселялись по три-четыре человека. Все старались сразу сдружиться, я со своими первыми соседками до сих пор созваниваюсь, встречаться уже здоровья нет. Так что начали жизнь со всеми удобствами. Делились вещами, готовили по очереди. Главное впечатление от городских продовольственных магазинов - терриконы крабовых консервов в каждой витрине, буквально до потолка. И обязательно в каждом продуктовом стояла бочка с солёной красной рыбой. Пахло из неё одуряюще, но комсомольцам она была не по карману. Нам всем выдали 800 рублей подъёмных, которые надо было отдавать. А зарплата, учитывая наши разряды, была маленькой. В лучшем случае рублей 400. Только-только прожить. Выручала Болгария. Банка перцев (2 штуки), фаршированных мясом с рисом, стоила 30 копеек! Они и были основой нашего рациона. Когда деньги кончались совсем, переходили на перцы, фаршированные морковью, они были ещё дешевле.
Помню, как-то поставили на кухне вариться банку сгущёнки и уснули. Конечно, взорвалась. Всю кухню уделали. А утром же надо на работу бежать. Вызвали уборщицу. До сих пор помню эту картину: пожилая женщина отковыривает со стены кусочки варёной сгущёнки, отправляет их в рот и приговаривает: «Что же вы наделали?»
«Кто ж вас сюда отпустил»?
Работы было много, не всегда квалифицированной, да и мы в основном были без специальности. Устраивались штукатурами на низший разряд. Делали, как могли. Понятно, что настоящие рабочие за то же время, что и мы, выполняли вдвое больший объём. А контроль был 100-процентный. Мастер проходил по дому и сразу вносил всё в дефектную ведомость. Назавтра приходилось докрашивать, домазывать.
На стройке я увидела Михаила Озиранского (начальника строительства города - ред.). Мы замёрзшие сидели, пытались согреться чаем, и вдруг вошёл военный в шинели. Посмотрел на нас, заморышей замороженных, ближнюю приобнял и по-отечески сказал: «Девоньки вы мои, кто ж вас сюда отпустил?» Мы чуть все не разревелись. Нелегко было. Какой был праздник, когда начальство на стройке решило выдать всем приехавшим комсомольцам валенки! А то ведь бегали кто в чём. Помню, одна из девчонок так устала и намёрзлась, что решила на следующий день остаться в общежитии, элементарно отоспаться в тепле. Через час без стука в её комнату зашла комендант общежития и потребовала объяснить, почему та не на работе. Ещё через десять минут в комнате был уже и комсомольский патруль, который устроил девчонке форменный допрос. Так мы узнали, что строим социализм, но под жёстким контролем.
Вскоре познакомились и с существовавшем в городе социальным расслоением. Летом нас решили перебросить с одного дома на другой, и мы решили проехать большую часть расстояния на автобусе. Увы, опрятная летняя публика заставила нас покинуть машину ровно через одну остановку, поскольку мы были в спецовках, естественно, кое-где испачканных. Ничего, дошли и пешком. Но хорошего было, конечно, больше.
Как-то летом пошли с девчонками в лес - ягод насобирать, цветов нарвать. Полезли на сопку - красота вокруг неимоверная. Вдруг наткнулись на столбики с табличками: «Проход запрещён. Секретный объект» (колючки тогда ещё вокруг всего города не было). Лезем дальше. Тут из кустов солдат с автоматом и арестовывает нас. Под конвоем дошли до его хибарки, он по телефону куда-то позвонил. Долго звонил. Потом долго ждал ответа. Мы, пока время шло, подмели в домике, стёкла протёрли, порядок навели, чай поставили. Поступила команда нас отпустить. Мы чуть вниз спустились, чтоб солдат нас не видел, и всё равно полезли на сопку. Когда добрались до самого верха, первое, что увидели, был тот же солдат: «Девчонки, это ведь не игрушки, идите домой, а то если я ещё раз начальнику караула позвоню, у вас точно неприятности будут». Так мы и с периметром познакомились, и с хорошим парнем. Хороших людей всегда больше на свете. За одной девушкой у нас ухаживал крановщик. И однажды весной во время прогулки он пообещал её покатать на башенном кране. В ближайшее воскресенье они отправились к нему на стройку (это было в районе Дома быта). Забрались на кран. Девчонка была отчаянно смелой и прошла по стреле туда и обратно. К несчастью, прораб жил в доме, напротив. В общем, у подножия крана их уже ждала милиция. Девчонку отпустили, а крановщика в 24 часа выслали из города. В следующий раз они встретились семейными людьми через 30 лет в Москве…
Маршал выручил!
Рано или поздно нашей разухабисто-хулиганской жизни в «Бомбее» пришёл конец, и нас переселили на Ленина, 49. Здесь уже было натуральное общежитие, его окрестили «Шанхаем». К тому времени многие обзавелись семьями. Часто выходили за сержантов-сверхсрочников из расквартированных в городе частей. Женились и гражданские. Тогда в стране действовало правило: из закрытых городов в армию парней не призывали, считалось, что они и так государственным делом занимаются. Чего греха таить, некоторые юноши ехали в Сибирь в том числе чтобы воспользоваться этой возможностью. Но наступил 1960-й. Настала пора призыва 1942 года рождения. А какая была рождаемость в самый трудный год войны, понять нетрудно. Да и следующие три года больших наборов не сулили. И правительство приняло решение призывать всех подряд. А у нас соседи только-только поженились и ждали ребёнка. Но муж был 1938 года и отправился служить. Жена с младенцем на руках. Пособие по уходу за ребёнком копеечное. Короче, несколько месяцев она перебивалась с малышом с хлеба на квас, откровенно уже голодала. Мы по очереди подкармливали их. И тогда одна из соседок не выдержала и написала письмо министру обороны маршалу Малиновскому! «Что же это за армия такая, что не может прожить без одного солдата, пока у него жена с ребёнком с голоду умирают?» Через месяц демобилизованный отец был в семье.
Что ещё помнится? Как бегали на танцы в «Родину», «Спартак», в подвал на Парковую, 20. Каждые выходные духовой оркестр в парке. А какой ансамбль был у военных строителей! Все с высшим музыкальным образованием! Мы ещё понять не могли, кто ж таких ребят придумал забрить в солдаты? Навсегда запомнила Михаила Озиранского, который на свои деньги строил дворец пионеров. Да, да. На свои кровно заработанные. Он ещё всегда открывал парад на 9 Мая. Так на параде и умер во главе колонны солдат.