От концлагеря до орбиты. Имя бывшего малолетнего узника летает в космосе

Павел Романов выглядит намного моложе своих 83 лет. Говорит, что всю жизнь работал сварщиком, вот и закалился. На самом деле судьба закалила его с детства: оккупация, фашистский концлагерь, голод, холод, болезни. Как удалось выжить в аду концлагеря, он долгие годы старался не вспоминать: в послевоенное время к тем, кто побывал в плену, отношение было, как к предателям. Но ни забыть, ни простить искалеченное детство невозможно.

Угнали в концлагерь

В 1941 году Павлику было всего три года. Родители жили в селе Куликово на правом берегу Днепра, недалеко от Смоленска. В семье было двое детей – Павел и его сестра Олечка. Отец был председателем колхоза. Когда началась война, он сразу ушёл на фронт и в 1942 году пал смертью храбрых подо Ржевом.

– После того как немцы захватили Смоленск, мы оказались в оккупации, – вспоминает Павел Филиппович. – Летом 1943 года к нам в село зашёл большой отряд немцев. Всех жителей выгнали на площадь, в том числе и маму с детьми. Со всех сторон село подожгли, а нас гнали пешком до Орши. Там были концлагеря, и мы пробыли там месяц с лишним. А потом заключённых разделили: часть отправили на юг, в Могилёв, а нас на север, к Витебску. Нам ещё повезло, что мы оказались в рабочем концлагере. А вот из тех односельчан, что попали в могилёвский концлагерь, ни один не вернулся.

Заключённые концлагеря в Витебске работали на заводе, который делал топливные брикеты для паровозов. Делали их из мазута, торфа и опилок. На таком вредном производстве люди быстро теряли здоровье, начинали болеть туберкулёзом. Мать тоже заболела туберкулезом и долго не прожила, умерла в 1959-м, когда ей был всего 41 год.

Страшная зима в изоляторе

– В концлагере мама с 9-летней Олей жили в бараке. Я жил в изоляторе, куда помещали всех больных, и с ними вместе – малолетних детей. Мне было пять лет, и я всё время сильно болел: шишки были по всему телу, – вспоминает Павел Романов. – Помню, в изоляторе были маленькие окошечки высоко под потолком. В одной комнате находились 15 ребятишек. Кормили нас похлёбкой – баландой, это такое месиво: картошка, старые сухари, – словом, помои. Тех, кто работал, кормили ещё на заводе.

«Смерти никогда не боялась». Она работала в тылу, была в оккупации и в боях Подробнее

В концлагере нас охраняли полицейские – латыши, поляки. Самое страшное воспоминание – это зима, страшный холод, голод. Никаких постелей не было, спали мы на голых досках. Присматривала за нами, малышами, девочка Ниночка, она была старше всех, тонкая, как былиночка. Родители старались что-то принести своим детям, иногда и хлеб давали, а ребята, что посильнее, отнимали куски у более слабых, и у меня тоже. Один охранник, белорус, приносил нам картошку. В комнате была печурка, которая не давала умереть от холода. Мы резали картошку тоненькими ломтиками, прилепляли её на стенку печки и жарили, и это было лакомством для нас. Многие женщины и дети умирали – почти каждый день…

Домой – под бомбёжкой

В лагерном аду мать с детьми провела долгих восемь месяцев – осень, зиму и весну. Никогда не забудет Павел Филиппович, как их, узников, освободили в 1944 году советские войска.  

– Накануне все охранники куда-то пропали. Нам сказали: «Сидите тихо». Потом началась страшная стрельба, рвались бомбы. Мы уже по звуку на­учились определять: перелёт, недолёт. Ненадолго выскакивали из здания, чтобы попить воды, только когда стрельба стихала, – говорит ветеран. – После освобождения нас отпустили по домам. Мы с мамой и Олечкой пошли пешком по минской дороге на Смоленск. Немцы, отступая, бомбили всё подряд, и мы два раза попадали под бомбёжку. Прятались во время налёта по кустам: по обочинам не пройдёшь, кругом болота. Бомбёжка – самое страшное в войне. По дороге шли машины, по 20–30 подвод лошадей, а на подводах везли снаряды, которые начинали взрываться. Взрывы, лошадиное ржание, кровь…

Когда мы добирались из лагеря домой, врачи нас спасали. Всё разбомблено, нищета, голод. Мать всегда спрашивала, где лазарет. Покажут – мы туда идём. И там нас подкармливали. Давали перловую кашу, а она же с маслом! С тех самых пор я врачей уважаю и люблю.

«Цыплята» из детдома

В родной деревне Павлика и его родных ждало страшное зрелище. Фашисты сровняли село с землёй, остались одни печные трубы. Так и не увидел Павлик отца даже на фотографии: всё сгорело. Выкопали землянку и до 1945 года в ней жили. После концлагеря мама заболела туберкулёзом, и Павел с Олечкой попали в Бережнянский детский дом.

«Тот кусочек хлеба мне не забыть». Блокада Ленинграда лишила её детства Подробнее

– Кругом нищета, одежды никакой не было, так нам, детдомовцам, сделали её из женского белья – панталон жёлтого цвета, – улыбается Павел Филиппович. – Вырезали дырки для рук, получились весёленькие комбинезончики. Ходили мы, как птенчики, вызывая у всех улыбки. Не улыбались только пленные немцы, которые работали в Смоленске. Когда нас вели строем мимо них, мы кричали: «Хенде хох! Гитлер капут!»

От атома – к космосу

Павел окончил школу-семилетку, поступил в сельскохозяйственный техникум механизации сельского хозяйства, а затем его призвали в армию. Так в солдатской форме он в 1957 году оказался в Красноярске-26 (ныне Железногорск), где бурными темпами шло строительство объектов Горно-химического комбината в подгорной части. Всего год оставался до пуска «первенца» ГХК – промышленного уран-графитового реактора АД в 1958 году. Павел Романов участвовал в горных работах в «шахте». Строительство выработок и тоннелей велось буровзрывным методом: только так можно было одолеть мощную гранитную гору. Павел сначала трудился на погрузке породы в вагонетки, а затем перфоратором бурил шпуры в горной тверди.

После демобилизации молодой парень остался в Красноярске-26. Ехать было некуда, он же из детдома. В 1960 году Романов пришёл работать на созданное в Сибири с лёгкой руки Сергея Королёва молодое космическое предприятие – НПО ПМ. Начинал сборщиком, прошёл обучение в Подлипках. Десять лет спустя поступил в Красноярский политехнический институт на механическое отделение, отделение сварки, и стал сварщиком. В 60-х годах являлся депутатом Горсовета двух созывов.

– Работу свою всегда любил, вёл сварку самых ответственных деталей, – с гордостью говорит Павел Филиппович. – Недаром самые сложные узлы мне доверяли. Вёл сварку компенсатора объёма спутника – это практически сердце космического аппарата, очень важная деталь. Когда делали первые спутники, эти детали изготавливали из очень хорошей резины, для чего закупали на тропических островах каучук. А потом предложили эту деталь делать из тонкого металла, чтобы увеличить срок службы космического аппарата. И вот я сваривал вместе 50 пластин. Как садился за работу, чтобы заварить компенсатор, бывало, по три с половиной дня не уходил из цеха домой!

«Ненавижу колючую проволоку!» Бывшая узница о том, как выжила в концлагере Подробнее

Всё сложилось в жизни, как в хорошей песне: любимая работа, дружная семья. Жена Валентина Дмитриевна работала на НПО ПМ монтажницей. К сожалению, она уже ушла из жизни. Вместе вырастили дочь Наташу. Есть внучка Юлечка и правнук Ярослав. На пенсию Павел Романов ушёл в 2012 году и с тех пор увлёкся живописью. Пишет картины маслом и дарит родным.

Самой ценной наградой за свой труд Павел Филиппович считает то, что его имя и фамилия в числе 30 сотрудников ИСС – участников Великой Отечественной войны, узников концлагерей и жителей блокадного Ленинграда, занесены на информационную табличку навигационного спутника «Глонасс-М» № 44. Космический аппарат запущен на орбиту 4 ноября 2011 года. Яркость спутника на ночном небе – 10–14 звёздной величины.

– Это я летаю в космосе вместе со спутником, в сборке которого участвовал. И это главное мое достижение! – с гордостью говорит Павел Романов.